Чтобы ты очнулась и захотела жить!
— Я очень хочу жить… — она слабо улыбнулась мне. — И очень хочу быть с тобой… Мой любимый…
— Ната! Наточка! — Элина рванулась к ней, падая на колени перед девушкой.
Сова поднял руку, призывая всех к молчанию:
— Это сделали все вы… Древняя вера, силы которой были в забвении. Я никогда не пел такого, мой брат Дар! И я не знал, смогу ли… Не индеец — весь род, дал ей силы, своей верой в то, что сможет отдать частичку себя!
— Ты действительно шаман, Сова! Ты великий шаман!
Я протянул к нему руку, и он крепко пожал мне ладонь. Индеец перевёл взгляд на Нату и посуровел:
— Мы сделали всё. Но силы её иссякли.
Ната вновь закрыла глаза и опустила голову мне на колени. Сова продолжил:
— Теперь её может спасти только её воля… Или чудо. Я — не великий шаман.
Я только смог пробудить в ней желание жить. Она услышала нас. Но услышало ли ее небо?
Жуткий, громоподобный рык, стал ему ответом. Все без исключения схватились за оружие, но никто не успел им воспользоваться. В темный проем раскрытых ворот чёрной молнией ворвалась громадная тень и всеми четырьмя лапами затормозила возле меня и Наты.
— Угар… — прошептала Элина. — Это же Угар… Угар!
Я не мог произнести не слова. Это, в самом деле, был наш пёс! Все затихли, завороженные неожиданным появлением огромной собаки, которую все уже давно считали погибшей.
Угар стал ещё крупнее и мощнее. Даже при неверном свете костра было видно, что это именно он: со свалявшейся шерстью, в грязных засохших пятнах своей, или чужой крови, с характерной подпалиной на правом боку, от которой он получил свое имя. Высунув свой широкий язык и тяжело дыша от бега, он смотрел на нас преданными глазами.
— Угар… — пронеслось по кругу.
Я медленно протянул к нему руку. Пёс подался вперёд и подсунул под неё влажный нос. Я коснулся его, ощутив жаркое дыхание запыхавшегося пса.
— Ты вернулся… Ты жив…
Собака, вздрагивая от возбуждения, с силой бросилась вперед, и я прижал к себе его лобастую башку. Элина, всхлипывая, схватилась за его косматую шерсть и наклонилась к морде собаки.
— Угарушка! Пёсик наш! Вернулся! Этого не может быть!