Громовой ответ завороженных людей слился в одно целое. Белая Сова всё сильнее и быстрее бил в бубен, всё скорее обходил круг и уже почти бежал, успевая на ходу выкрикивать, обращаясь ко всем сразу:

— Отступи, дыханье ночи! Пламя пусть в груди зажжётся! Боль и немощь рву я в клочья — дочь земли пусть отзовётся!

Я обомлел — у Наты дрогнули ресницы!

— Вместе, вместе все просите! Ритм сердец пускай сольётся! Этой силы нет сильнее! Вождь! Проверь, как сердце бьётся!

Я положил ладонь на грудь девушки. Она сделала глубокий вздох и открыла глаза. У меня задрожали руки. Ната, не мигая, смотрела на огонь и скачущего, дикими прыжками, Сову.

— Прочь, могильное безмолвье! Возвращайся к нам скорее! Кровь свою мы все смешаем — этим кровь твою согреем!

При этих словах, Сова выхватил из набедренной повязки, какой-то удивительный нож, очень криво изогнутый, и полоснул им себя по руке, сделав разрез. Капли крови, появившиеся на руке, стали стекать в небольшую чашу. Не колеблясь ни мгновения, Элина и Ульдэ, смотревшие во все глаза на индейца, протянули ему свои руки. Сова подскочил к ним и резко взмахнул своим ножом. Кожа на руках обеих женщин покрылась багровой полоской разреза… Шаман собрал несколько капель в чашу и направился к Салли. Та молча подала руку шаману. Тоже сделала Лада, а за ней и все остальные. Я один, продолжая удерживать голову Наты, ожидал, когда индеец завершит круг и подойдет ко мне. Но мне он уготовил иное! Он высоко приподнял чашу с кровью над костром и четко, и громко произнес:

— Кровь сердец — и пламя ярче, пусть вздымает свои всплески! Жар пусть к небу устремится — просьба с кровью будет веской! Пусть услышат и увидят духи Неба всех, кто просит! А теперь, огонь проверит и того, кто деву носит!

Он выплеснул содержимое чаши в огонь — всем показалось, что пламя и на самом деле вспыхнуло намного ярче. Сова выхватил из костра, дымящуюся головню и поднёс ее ко мне. Всё стихло…

— Верни ей силы! Твоя боль смешается с её болью! Но ты — воин! Ты сильнее

— ты справишься со своей болью, и ты заберёшь боль у нее!

Я молча протянул руку перед собой. Ната, широко раскрыв глаза, смотрела на свирепое лицо Совы. Он прислонил головню к моей руке. Шаман глядел на меня, не мигая, а я, стиснув зубы и ни единым стоном не выдавая невыносимую боль, старался отвечать ему столь же твердым взглядом. В зрачках индейца мелькнуло одобрение. На несколько секунд воцарилась полнейшая тишина — ее нарушало лишь потрескивание дров в костре. Вдруг раздался отчаянный вскрик:

— Нет! Не надо!

Я вздрогнул — кричала Ната. Голос её, по-прежнему звонкий, как хлыстом ударил меня по обнажённым нервам. Сова мгновенно убрал огонь от моей руки и швырнул палку обратно, в костёр.

— Ты вырвал её из дыхания ночи! Ты достоин быть мужем этой женщины!

Он скрестил руки и встал перед Натой на колени. Я сглотнул, в пересохшем горле спёрло дыхание — она заговорила! После двух недель молчания, после того, чего мы с ужасом ожидали — заговорила! Ната с трудом подняла свою руку и положила на мою, закрывая ладонью след от ожога.

— Муж мой! Что это?

— Это мы все — возле тебя!

— Нет… — она с трудом разжимала губы. — Зачем ты и Сова… Зачем вы жгли руку? Это ведь так больно!

— Это обряд — он его проводил ради тебя. Чтобы у тебя появились силы!