– Что? Он отдает тебе кафе?

– Не совсем так: формально оно до сих пор находится во владении семьи Рамирес, а я – ее единственная живая наследница.

Это известие поразило Джека даже больше всех других.

– Что скажешь, если я перееду жить в Испанию? Будешь приезжать в гости? – спросила Соня, не скрывая радостного возбуждения в голосе. – Скажешь «нет», и я никуда не поеду.

– А что Джеймс? Он хочет поехать?

– Джеймс со мной не едет.

Никаких дальнейших разъяснений не требовалось. Отцу бы и в голову не пришло совать нос в ее отношения с Джеймсом.

– Понятно.

Больше он ничего не сказал.

Джеку такие перемены показались слишком уж внезапными. Его жизнь от десятилетия к десятилетию менялась мало-помалу, но это молодое поколение на все смотрело иначе.

– Ну конечно же, я приеду к тебе в гости. Если будешь кормить меня чем-нибудь простым и вкусным! А ты ведь все равно будешь меня навещать?

– Да, папа, разумеется, буду, – пообещала она, касаясь отцовской руки. – Может, мы даже будем видеться чаще, чем раньше. Кстати, билеты на самолет стоят всего ничего. Да, я хотела тебя кое о чем попросить. Ты не будешь против, если я оставлю у тебя несколько своих коробок? Ненадолго?

– Конечно нет – их можно убрать под кровать. Там довольно просторно.

– Я завезу их завтра, хорошо?

– Будет чудесно увидеть тебя дважды за одну неделю! Просто позвони и скажи, когда тебя ждать.

Джек Хейнс много лет не видел свою дочь такой счастливой. Они долго стояли, обнявшись.

– Ты же понимаешь, почему я уезжаю, правда? – спросила его Соня.

– Да, – ответил он. – Думаю, понимаю.

Глотнув виски, Джек Хейнс крепко заснул и видел дивные сны, в которых танцевал пасодобль с юной темноглазой испанкой.

Обратная поездка в Уондсворт в столь поздний час заняла меньше двадцати минут. Войдя в дом, Соня сразу же рухнула на кровать. Проснулась в семь утра как была, полностью одетая. Впереди ее ждал напряженный день, нечего было рассусоливать.