– Джонни Горовиц к вашим услугам, – представился библиотекарь, привстав за своей конторкой и изображая чуть заметный поклон.
– Фил Бёрд, – невольно улыбнулся я. – Действительно, в Сан-Квентин я попал только вчера, и уже понял, как скучно здесь без телевидения, радио и книг. С первыми двумя пунктами ничего не поделаешь, а вот книги, я смотрю, в наличии имеются. Предло́жите что-нибудь почитать?
– С удовольствием! Но сначала я должен выяснить ваши предпочтения. Шекспир, Дюма, Диккенс, Толстой, Драйзер, Ирвинг, Твен, Лондон?..
– М-м-м… Ну, для начала можно что-нибудь из Дюма и… А Гюго у вас есть?
– О, один из моих любимейших авторов! «Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смеётся»? Или «Последний день приговорённого к смерти»? Знаете, в наших местах очень актуально…
– Нет, спасибо, в смертники меня пока рано записывать. Давайте «Человек, которой смеётся». Я слышал, на руки вы выдаёте не больше двух книг? Тогда из Дюма, если уж в тему, как вы говорите, дайте «Граф Монте-Кристо».
Спустя минуту я держал в руках две увесистые книги французских авторов. Гюго в ещё вполне приличном состоянии, а вот Дюма – изрядно потрёпан, но, к счастью, все страницы занимали положенные им места. На меня завели карточку, а вернуть книги я должен был через неделю. Прежде чем откланяться, я ненадолго задержался.
– Нескромный вопрос, мистер Горовиц… Вас-то за какие грехи сюда определили?
Тот грустно улыбнулся и принялся протирать носовым платком линзы очков. Ответил, только водрузив их обратно на нос.
– Я, собственно, и не скрываю свою историю. Но она займёт не одну минуту… Согласны подождать?
– Да я не тороплюсь, время до обеда ещё есть.
– Тогда подождите немного, я вскипячу чай.
Он достал откуда-то из-под стола два стеклянных стакана, налил в каждый воды из большой банки, после чего сунул в один из стаканов… пару бритвенных лезвий на спичках с двумя прикрученными к ним проводками, а вилку электрошнура воткнул в розетку. Спустя минуту появились первые пузырьки, а ещё через минуту вода в стакане закипела. Старик бросил туда чайную ложку заварки, кусок рафинада и велел мне помешивать, а сам тем временем принялся проделывать такую же процедуру со вторым стаканом. Вот те на, оказывается, этот трюк с самодельным кипятильником был известен не только советским зекам.
Так, за чаем, библиотекарь и поведал мне свою историю. Выяснилось, что в Штаты они эмигрировали семьёй с западной Украины в начале века, когда Джонни было 12 лет и звали его ещё Шмуэль. Было у него три брата и сестра, а сам он – младший в семье. Осели в Огайо, родители купили небольшую бакалейную лавку, дети им помогали, потом начали разбегаться. Джонни к окончанию школы мечтал поступить в университет, но дохода, которые давала лавка родителей, едва хватало на жизнь семьи. А тут ещё нагрянула любовь. Еврейский мальчик по уши влюбился в дочку богатеньких родителей с их улицы. Та возьми и заяви ему: «Выйду за тебя, когда на твоём банковском счёте будут лежать хотя бы 100 тысяч долларов». Далеко не факт, что даже в этом случае вышла бы, так как её родители на евреев поглядывали свысока и уже наверняка подыскали ей женишка с хорошей родословной. Нужно было только дождаться, когда дочурка закончит тот самый университет, в который Джонни также мечтал поступить. Но наш герой, потерявший от любви голову, решил во что бы то ни стало заработать эти несчастные 100 тысяч, причём легальным путём. За какую только работу ни брался, однако всё это приносило мизерный доход. В итоге с партией таких же старателей-мечтателей в 1931 году отправился мыть золото на Аляску. Старатель из Джонни получился аховый, спустя полгода он вернулся с пустыми руками. Тут случайно встречает свою любовь, и та с насмешкой интересуется, добыл ли Горовиц те самые 100 тысяч? Если нет – то ему нужно поторопиться, так как родители уже подыскали ей жениха. В отчаянии Джонни не придумывает ничего лучшего, как купить на последние деньги револьвер и отправиться грабить банк. Убивать он никого не хотел, даже была мысль не заряжать барабан револьвера, но в последний момент всё же передумал. Возможно, это и спасло ему жизнь, хотя сам Джонни сейчас предпочёл бы смерть от пули охранника, но тогда он интуитивно выстрелил первым. Причём чуть ли не с зажмуренными глазами, но, как известно, новичкам везёт. Несчастный охранник получил смертельное ранение в шею, а находящегося в шоковом состоянии грабителя-неудачника повязали оперативно прибывшие на место преступления копы.
– Дело могло закончиться электрическим стулом, но общественному адвокату удалось добиться смягчения приговора до пожизненного, – со вздохом перешёл к финальной части своего рассказа Горовиц. – Первые двенадцать лет я отсидел в Мэнсфилдской тюрьме, потом меня отправили сюда. Библиотекарем я стал ещё при прежнем директоре, так как ни на что другое, по его мнению, в силу своего тщедушного телосложения не был способен, а в книгах разбирался достаточно хорошо. Правда, в последнее время зрение совсем плохим стало, просил директора подыскать мне замену, но он пока что-то не слишком шевелится.
Вот вам очередная поучительная история, думал я, покидая гостеприимного библиотекаря. А что поделать, из-за любви люди не то что банки грабят – вешаются, стреляются и травятся. Вон у нас в армии, когда в Чечне ещё служил, случай был с первогодком… Хотя ладно, не будем о грустном.
Этот вечер я посвятил чтению. Правда, однажды мой покой попытались нарушить. До отбоя, как я уже упоминал, двери камер оставались открытыми, тут-то и завалились ко мне двое типов, в одном из которых я признал вчерашнего зека, наехавшего на меня по пути в столовую. Второй был на голову его выше и шире в плечах, классический бычара.
– Ну что, новенький, платить будешь?
– В смысле? – спокойно поинтересовался я, откладывая в сторону книгу и лениво поворачивая голову.
– В смысле, что ты богатенький хрен, а без защиты здесь тебе каюк. Если я, Фредди Крюк, возьму тебя под своё крылышко – никто не посмеет поднять на тебя руку.