— Платье великолепно, — произнесла она и вздохнула. Наряд был слишком уж соблазнительным. И как только Люк Уинтерли мог допустить появление жены в обществе в подобных нарядах?

Переведя на него взгляд, она ощутила легкий приступ зависти, прочитав в его глазах восхищение красотой леди Хлои Фарензе и гордость за то, что ее могли по достоинству оценить и другие мужчины. Им обоим пришлось много вынести, прежде чем обрести счастье, и блеск в глазах жены доказывал, как глубоко она удовлетворена нынешним положением. Сам же Люк благодарил судьбу за то, что женщина таких достоинств и красоты благоволила именно ему. Хлоя действительно светилась от счастья — Господь благословил их союз, у них скоро будет ребенок. Калли тоже пришла в себя и ожила. Ровена в очередной раз задумалась, как прекрасно любить и быть любимой, а став родителями, эти люди будут еще счастливее. Ох, надо приложить усилия и не поддаться чувству зависти.

— А, Уинтерли, ты наконец почтил нас своим присутствием! — воскликнул Гидеон, обращаясь к вошедшему в гостиную Джеймсу. У того был вид человека, озабоченного в данный момент лишь собственным шейным платком. — Браммел оценил бы твой внешний вид. Надеюсь, ты не закапаешь супом свой роскошный платок. Я не готов ждать еще час, пока ты приведешь себя в порядок и выйдешь в столовую.

— Тебе отлично известно, что говорил Браммел: «Когда совершенство достигнуто, истинный денди будет вести себя так, будто не замечает этого». Даю слово, Лафрен, что не двинусь с места, даже если перепачкаюсь с ног до головы.

Ровена напряженно наблюдала за преобразившимся Уинтерли, вернувшимся к образу завсегдатая светских салонов. Из груди невольно вырвался вздох. Теперь ей было известно, что Джеймс — человек намного более глубокий, чем можно судить по этому яркому образу.

— Осторожно, братец, будешь стремиться казаться беспечным — подобные мысли возникнут не у меня одного, — предупредил Люк и дал знак ожидавшему дворецкому сообщить Калли, что ужин скоро подадут.

— Прошу, моя дорогая, — произнес лорд Лафрен будничным тоном. — Поскольку господа, похоже, жаждут общества друг друга, предложу тебе занять это место.

— Благодарю, — улыбнулась Ровена и села.

Джеймс был совершенно счастлив оказаться между невесткой и Калли. Он вел себя так, будто еда не представляет для него ни малейшего интереса, ни словом, ни жестом он не выдал усталости, озабоченности или опустошенности. Когда вечер подошел к концу, Ровене каким-то образом удалось ответить вежливым кивком на его пожелание спокойной ночи и даже пробормотать пару слов в ответ.

Оставшись наконец в одиночестве, после того как заболтавшая ее до помутнения рассудка Салли удалилась с дорогим платьем хозяйки, Ровена принялась ждать. Она была почти уверена, что вскоре появится Джеймс. За ужином никто не буровил ее взглядом, чего она боялась, увидев себя в новом платье. Во-первых, собравшиеся мужчины были джентльменами, во-вторых, увлечены своими дамами. Джеймс даже не взглянул на нее, а она была рада находиться подальше от него.

Похоже, он действительно отказался от мысли жениться на ней. Ему нужна спутница, способная держать лицо, как и он, а Ровена совсем не подходила на эту роль. Вспомнив, какого была о себе мнения до встречи с Уинтерли, она пришла к выводу, что не слишком повзрослела; вероятно, в глазах Джеймса она была немногим старше Эстер. Мама была права, говоря, что они с младшей сестрой очень похожи.

Неожиданный и восхитительный поцелуй подсказал ей, что моменты бывают важнее самых значительных событий в жизни. Рядом с ним она открыла в себе женщину, которую совсем не знала, и теперь мечтала испытать пережитое вновь, какие бы последствия ей ни грозили. Разве такие мысли нельзя счесть столь же безрассудными, как стремление Эстер забраться на самое высокое дерево?

Ровена провела рукой по фланелевой ткани старого домашнего платья. Ей было приятно скинуть чужой наряд и стать самой собой. Она боялась даже думать, какой видели ее собравшиеся, когда она была вынуждена пройти в гостиную и позволить осмотреть себя со всех сторон. К счастью, леди Хлоя убедила лорда Лафрена, что тому не по возрасту засиживаться допоздна после ужина, и вечер закончился раньше, чем могла надеяться Ровена. Будь она дома, они с Джоанной еще бы поболтали, впрочем, в предвкушении свадьбы сестра могла говорить только о будущем муже. Возможно, лучше, что она здесь, пусть она свободно предается мечтам о мистере Гринвуде, пока вынуждена проводить ночи без него.

Любопытно, приятно ли было бы лежать рядом с Джеймсом? По телу пробежала дрожь, никак не связанная с прохладой в спальне. Ровена ощущала каждую клеточку своего тела так отчетливо, словно в нее вонзили тысячи булавок. Казалось, она спала и проснулась от поцелуя. И теперь осталась одна на большой кровати в старом доме и мучается от жажды большего.

Старательно пытаясь переключиться мысленно на что-то другое, Ровена посмотрела на плотно задернутые гардины. Возможно, Джеймс не спал и поглядывал на окно, полагая увидеть ее. Тогда бы он непременно иронично вскинул бровь и поздравил себя с очередной победой. Что ж, пусть этот щеголь думает, что ему заблагорассудится, она не позволит себе страдать из-за него. Так почему же она не оттолкнула его, не вырвалась из объятий, а смотрела и не могла оторвать глаз от красивого самодовольного лица? Отругав себя за глупость, Ровена подняла глаза к потолку, запретив себе даже поворачиваться в сторону окна. Ей было горько. Джеймс целовал ее так, будто у него не было никого дороже на всем свете, а потом не замечал весь вечер.

Нейт покорил ее с первого взгляда. Она отправилась в Уэртинг с родителями мамы. Место оказалось тихим и спокойным по сравнению с шумным Брайтоном, и семнадцатилетняя Ровена заскучала, хотя это было первое в ее жизни путешествие. Появление сына миссис Уэстхоуп — слишком бледного, будто болезненного — стало для нее лучиком солнца в хмурый день. Уже тогда романтические отношения Калли и Гидеона казались ей волшебными, и она сочла энсина^[1] Уэстхоупа загадочным и очаровательным молодым человеком, с которым может пережить нечто подобное. Она мечтала, несмотря на возражения мамы и папы, стать его женой и много ездить вместе по миру.

Ровена осторожно отодвинула край гардины, поправила подушки, уселась на кровать, вытянула шею и осторожно выглянула в окно, так чтобы лицо ее не было видно в свете камина и свечей. Перед ней были комнаты старого лорда, отделанные куда богаче, чем выделенная ей спальня. Джеймсу удалось открыть ее потаенную сторону, теперь он, вероятно, решил уделить время себе, оградиться от нее, всего мира и отдохнуть. Она ведь должна быть этому рада. Разве она не убеждала себя последние два года, что никогда больше не выйдет замуж? Так почему же сейчас решила открыться, по сути, совсем чужому человеку?

«Разве в прошлый раз ты не поступила так же? — спросила она себя. — Зачем же повторять ошибку?»

Другая, явно более наивная часть ее твердила, что Джеймс совсем не такой. Ровена остановила внутренний диалог и зажмурилась. Не имеет значения, какие чувства разбудил в ней Уинтерли, теперь он явно отступил и, скорее всего, уже не хочет на ней жениться.

И это неудивительно. Ровена знала, как плохо ей удалось скрывать свои чувства. Если бы она могла остаться невозмутимой и сдержанной, его интерес не угас бы, а лишь укрепился. Уинтерли любил трудности, всегда принимал вызов. А она растаяла рядом с ним, как мороженое под июльским солнцем. Ровена вздохнула и опять посмотрела на темные окна. Что ж, остается пожелать Джеймсу найти достойную его высокомерную и сдержанную аристократку и жениться на ней. Через некоторое время он поймет, доставляет ли ему удовольствие видеть рядом холодную королеву, не разделяющую его интересы.