— Я убью тебя, как собаку! Как свинью! Я сам тебя — как женщину! Я… — Торкель-ярл задохнулся от ярости, и я тут же воспользовался паузой:
— Ты? Меня? Да ты вошь у себя в бороде и то убить не сможешь! Да ты, Торкель, в штаны напрудишь, едва увидишь настоящего воина! Колени твои станут как студень, а зубы будут стучать так громко, что все подумают: где-то поблизости кузница!
— Ты трус! — завопил ярл. — Выйди — и я тебя прикончу!
— Разве что — стрелой из кустов! — крикнул я в ответ. — Или нестерпимой вонью, когда в штаны наложишь!
— Я убью тебя вот этим железом! — Ярл потряс секирой. — Выходи, собачий сын! Один мне свидетель: я разрублю тебя начетверо, вырву твой поганый язык и скормлю его твоим родичам-свиньям!
— Уговорил! — крикнул я. — Уже иду! Вели своим людишкам отойти назад. Боги слышали: ты вызвал меня на поединок! Может, ты не так уж труслив и женоподобен, как мне показалось? Тогда выходит, что сын твой — из другого мяса. Признайся, ярл, кто обрюхатил твою жену, родившую тебе такое ничтожество?
И захохотал исключительно мерзко.
— Зачем ты его так оскорбил? — сказал мне Свартхёвди. — Обычно ты ведешь себя по-другому.
— Хавгрим Палица, — пояснил я. — Я вовсе не намерен биться с вашим братом-берсерком, а он наверняка бы выставил вместо себя Хавгрима. Теперь — не станет. Это будет стоить ему чести.
— Уверен, что справишься? — поинтересовался Медвежонок. — Хавгрим говорил: Торкель знает, как управляться с оружием, а у тебя рука зажила совсем недавно.
— Вот еще один повод для того, чтобы его раздразнить, — отозвался я. — Пусть гнев застит ему глаза, а я уж постараюсь погонять его как следует. А твое дело: позаботиться о том, чтобы, пока мы меряемся силенками, попорченную часть ворот укрепили железом.
Ворота открылись (люди с железными пластинами и скобами замерли наготове), и я вышел. Один. Торкель-ярл, тоже один, вышел мне навстречу. Вернее, выбежал, по ходу размахиваясь и швыряя в меня копье.
Мне следовало перехватить копье и зафигачить обратно… Чтобы ярл поймал его и отправил в меня. На этот раз уже не с тридцати, а с десяти шагов. Отличный расчет, но я играть в эти игры не собирался. Шагнул влево, и копье с хрустом воткнулось в бревно ограды.
Я остановился, предоставив ярлу инициативу, коей он и воспользовался.
Налетел, рубанул секирой с такой яростной энергией, что самого аж занесло. А занесло потому, что я не стал ждать, когда увесистая железка сделает дыру в моем щите, а деликатно отодвинулся, пропуская благородного сконца мимо себя и стимулируя уколом в правую ногу. Укол, впрочем, ярл успел парировать, тут же развернулся и прянул вперед, резко сокращая дистанцию и вкладывая силу разворота в новый удар.
На сей раз я совсем убирать щит не стал, рассчитывая, что секира ярла в нем увязнет.
Ошибся. Не увязла. Кусок щита примерно пятисантиметровой ширины как бритвой срезало. Силен сконец, ничего не скажешь! От удара щит крутанулся в моей руке… Удачно получилось. Поле щита у меня разбито на двенадцать секторов правильной черно-белой чересполосной раскраски со спирально разбросанными красными рунами всяких полезных значений. Хотя важнее не значения, а расположение и цвет. Один поворот щита — и вся эта цветовая гамма приходит в движение, работая примерно как красные пятна на мелькающих ладонях мастера ушу. То есть оказывая легкий гипнотический эффект и предоставляя мне лишние полсекунды.
Третий удар топора, предназначенный для отрубания моей ноги, запоздал именно на эти полсекунды, так что ногу я убрал, а сам удар сбил, обрушив край щита на правое предплечье ярла. И сразу — рубящий мечом с высокой стойки.
Метил я в голову, аккурат по гребню. Разрубить не получилось бы, но ошеломить — запросто.
Однако не получилось и это. Ярл ловко прикрылся щитом и отпрыгнул, разрывая дистанцию. Подвижный, сволочь!