— Ага.
— В сумке еда, — говорю. — Окорок копченый, хлеб. Можете взять.
Это надо было видеть, как жадно ели. Явно не первый день впроголодь живут. Потом девочка насытилась и задремала. Ей и дождь был не помеха, а грязную материнскую накидку, заботливо накинутую, даже не заметила.
Невысокие каменистые холмы тянулись бесконечной чередой, вгоняя в сон. Даже идущих навстречу или в том же направлении не видно. Все сидят по хижинам в тепле. Дорога петляла между ними то вверх, то вниз. Зрелище бесконечно унылое и без постоянно накрапывающего дождика. Потому по-настоящему обрадовался, когда он внезапно прекратился, а повозка вкатилась в свежевымытую широкую зеленую долину. Внизу пахотные земли и домики, на склонах пасутся неизменные овцы. В Иберии их два вида. С обычной шерстью, которых выгоняют на одни и те же пастбища и каждый вечер загоняют в овчарню. И второй, обладающий тонкой, особо ценимой шерстью, называемый «путешествующими». Лето они проводят в горах, иногда достаточно высоко, и лишь с уходом жары спускаются в низовья.
Солнышко греет, и продолжаю начатый вчера на привале у ночного костра рассказ: «Ваш вызов был бы немедленно принят, — отвечал пилигрим, — если б ваш противник здесь присутствовал…»
Как оказалось, я очень многое не помню из земной жизни вплоть до имен однокурсников, зато прочитанные книги могу цитировать буквально страницами. Что этот чересчур хитроумный друид намудрил с памятью?! Совсем не забавно, когда, пытаясь нечто конкретное вспомнить, обнаруживаешь пробелы в знаниях. Это я отвлекся или не стал читать очередной заданный параграф. Так и осталась лакуна. В результате ни формулы, ни обоснования, чтоб вывести самостоятельно. Кажется, излишне оптимистичен был насчет химии с самого начала. А ведь это мой огромный бонус на будущее! По крайней мере, мыло сварю и кое-что посерьезнее черного пороха сделаю.
Пока что травлю с интересом слушающему ребенку прочитанный подростком «Айвенго». Рыцари с налетом благородства, нападения на соседей и прочее знакомое. Ага, не так просто, как кажется. Здесь христианством не пахнет, и «монах», «перекрестился», «поход к гробу Господню» пустой звук. Прямо на ходу приходится переделывать. При этом не всегда аналогии найдешь с ходу, а иногда прямо напрашиваются. Как Вамба объяснял про свинью? Пока пасешь, она называется саксонским словом, а попав на господский стол, превращается в норманна. Можно прекрасно переделать под тутошние реалии. Крестьяне практически сплошь келтиберы и васконы, жители городов называют себя румами, правящий слой белги, ицены, лузоны. Переделать под нужные понятия достаточно легко, но что-то здесь не так с переселением народов. Вроде Европа и Испания, но не такие. На первый взгляд, белги должны обитать в Бельгии. Хотя даже при отсутствии у меня знаний по этому вопросу, может, заплывали или приходили завоеватели-германцы и в Иберию, а при наличии зверолюдей… Явно не та история.
— Трактир у вас имеется? — спрашиваю, останавливаясь у первого попавшегося домика. Во дворе плечистый крестьянин, зажав голову жалобно блеющей овцы, стриг шерсть.
Собственно, вопрос бессмысленный, найти данное заведение несложно. Но мне требуется предлог для начала разговора.
— Первая изба на выезде, — сказал он с жутким васконским акцентом, не прерывая своего занятия.
Еще пяток овечек, не обращая внимания на страдания товарки, нечто жевали, посматривая из хлева. Это как раз нужная мне порода «путешественников». Значит, имеет смысл обсудить сделку.
— В Албасет на продажу возишь?
— Точно, — согласился, отпихивая до оторопи странно смотрящуюся голую скотину. Она с понурым видом отошла и замерла.
— Полагаю, не стоит этим заниматься, — сообщаю с добродушной улыбкой. — Вольный город Албасет порезал парочку домов, и туда стягиваются войска. Может, сожгут, а может, договорятся, но ехать туда — подставлять шею за два обола.
Это такая местная поговорка, родившаяся от обычая класть покойнику на глаза монеты. На том свете он ими заплатит перевозчику через реку Забвения. Обычай вроде бы настолько древний, что никто не помнит истока. Точно до Румской империи уже существовал.
Стригаль заинтересовался всерьез, перестал заниматься делом и подошел к низкому забору, сложенному из разномастных камней до пояса. Скорее от побега домашних животных, чем нечто спрятать.
— Уверен? — спросил с опаской. Одно дело — оторваться от хозяйства на пару дней в надежде заработать дополнительно, и совсем иное — тащиться неделю в одну сторону, а потом обратно.
— Сам оттуда еду, еле ноги унес. Вон, — показываю на шерсть за спиной, — теперь не знаю, куда деть. Ближе Малаки не сбыть. Придется, видимо, туда отправляться. Ну, ладно, поехал. Заночую в трактире, с утра в дорогу.
— Так, может, и у меня возьмешь? — «осененный» замечательной мыслью, воскликнул он.
Ну, хвала богам здешним и дальним, не пришлось разжевывать и в рот вкладывать. Сам сообразил. Коммерсанты Албасета нынче останутся без дохода. Раз в год скупленную по округе шерсть везут на юг и грузят на корабли. С той стороны пролива искусные ткачи делали великолепные ткани и по ценам, совершенно недоступным для тех, кто этих овец выращивал, продавали по всему миру.