– Нет! – воскликнул Дмитрий, – ты не права! Все это совершенно неправильно, и то, что ты называешь фактами, не может быть правдой. Настоящая правда – она совсем, совсем другая…

– Дмитрий, – продолжила я, уже более мягко, – ты подумай, что ждет нас здесь отныне? Особенно в свете того, что мир бесповоротно изменился? Я и раньше намекала тебе на это… А Комета… Она внесла окончательную ясность и заставила меня быть решительней. Ты помнишь, как мы стояли в эркере и ждали смерти? Наверняка мы бы и умерли под обломками нашего дома, если бы Комета направлялась именно к Парижу. Но Господь смилостивился и нам удалось уцелеть – и я вижу в этом знак… Да, знак! И он указывает на то, что мы нужны Ему именно там, в России. Ты не думай, что я внезапно сошла с ума или ударилась в мистицизм. В моих заключениях гораздо больше логики, чем эмоций. Ведь отрицать очевидное – это все равно что…

– Послушай, дорогая… – Он перебил меня, подавшись вперед и как-то беспокойно вглядываясь в мои глаза, точно я и вправду изрекала бредовые идеи. – Это совершенно невозможно – вернуться ТУДА. Это безумие. Это приговор. Это страдание, боль и беспросветный мрак… Там он, император Михаил, новый Антихрист, жмет руку новоявленному Хаму – этому, как его, господину Джугашвили. Там люди, которые принесли в наш мир смерть и не дали России очиститься через страдания и унижения. Господа Ларионов, Бережной, Тамбовцев и иже с ними сплотились вокруг трона тирана сплошной стеной и не дают борцам за народное счастье низвергнуть злодея и провозгласить республику. Они говорят, что в республике нет ничего хорошего, а я не желаю это слышать… Не желаю – и все…

Он говорил мягким и тихим голосом – таким, каким разговаривают с сумасшедшими… и я – впервые! – испытала раздражение по отношению к своему супругу, что неприятно кольнуло меня.

Тем временем он продолжал:

– Нет, я не могу, и не умоляй меня об этом. Четыре года назад я попрощался с Россией и с кровью вырвал ее из своего сердца. Я не хочу, чтобы все начиналось сначала, поэтому, повторяю, даже не умоляй меня вернуться в это ад, где правят бал исчадия Сатаны.

– Ты ошибаешься, Дмитрий… – Медленно произнесла я, покачав головой. – Вырвать Россию из сердца невозможно, потому что она всегда с нами.

Впервые я сказала ему такие слова. До этого я всегда говорила: «Я не согласна», «Полагаю, это не так», «А по-моему…», «А я имею другое мнение». Но сейчас я прямо заявила, что он ошибается – и теперь мой муж смотрел на меня ошарашенно, точно не верил собственным ушам. Но ведь и диалог наш не был обычным спором на философскую или литературную тему. Для меня это был исключительно важный разговор; после него многое должно было решиться. Хотя мне было немного страшно затевать его. Мне так хотелось надеяться, что мы все же одно целое, что это не иллюзия… В этом случае мы непременно придем к согласию. Если же нет… Об этом не хотелось даже думать. Но одно я знала точно (и эта уверенность становилась все сильнее): я обязательно вернусь в Россию!

– Что? Ошибаюсь? – Говоря это, он выглядел растерянным; пальцы его нервно царапали подлокотник. – Нет, дорогая, я не ошибаюсь… Я уверен в том, что говорю, и никто не убедит меня в обратном. Неужели ты не понимаешь, что…

И вдруг мне стало совершенно ясно, что мы со скоростью двух комет отдаляемся друг от друга… С горечью я остро осознала: исход разговора предрешен. Он не захочет возвращаться! Я не смогу его уговорить, да и не стану этого делать… Я не умею этого делать! Да и ни к чему… Он имеет право на собственное решение… на собственный выбор… Но ведь это значит… это значит, что мы… расстанемся?

Эта мысль сразила меня словно отравленная стрела. В груди что-то оборвалось. Глаза заволокло странной пеленой… Слезы? Нет, не может быть… Я не умею плакать. Я никогда в жизни не плакала! Ведь я – сильная. Я – ведьма…

Но пелена не проходила, и сквозь нее я смотрела на своего мужа, который что-то убедительно говорил, и… не слышала его. Все его доводы уже не имели для меня никакого значения. И что-то мучительно умирало во мне в это время; но странным образом вместе с горечью потери приходило предчувствие чего-то нового: яркого и радостного… родного и близкого… Россия! Я скоро вернусь – одна ли, нет ли, – но я непременно буду счастлива, и найдет душа моя вожделенный покой, и помыслы мои найдут свое воплощение, а я обрету новый смысл своей жизни… Так же перелетные птицы, перезимовавшие в теплых странах, по весне стремятся обратно к месту своего рождения, где их дом и где они не чувствуют себя чужими…