Уголки губ Кобзаря дернулись, донесся едва слышный смешок и бормотание: «Да, разумеется…» Кобзарь устремил зелено-голубые глаза на восток. Он опустил шляпу, держа ее в одной руке, а другой задумчиво коснулся пуговицы-сердца. Наконец Кобзарь перехватил взгляд Теодора и сказал без своих обычных ужимок:

— Я помогу тебе. Если пообещаешь одну вещь.

— Какую?

— Ты откроешь сердце людям, которые этого ждут. И когда настанет час выбирать ненависть или любовь, ты вспомнишь…

— Вспомню что?

— Что даже в самом темном лесу обязательно есть поляна, на которой растут цветы, Тео. Но ее найдет лишь тот, кто ищет. Понимаешь?

— Вновь загадки…

— Некоторым нельзя знать много. По крайней мере сразу. Пообещай.

Тео кивнул. Кобзарь поднял шляпу, богато расшитую бирюльками и, пожалуй, самую огромную в мире. Что только не украшало ее поля и тулью… Золотые звезды, глаза, пуговицы, перья, но больше всего было колокольцев и бубенцов.

— В мире Полуночи живет некое существо… Оно зовет себя Черный Кик.

— Черный… кто?

— Кик, — улыбнулся Кобзарь. — О, это великое существо… Одним из первых пришло оно в мир Полуночи и обитает там поныне, сокрытое от глаз. Лишь единожды в год можно узреть Черного Кика — в Ночь всех Ночей, тогда, когда, по легенде, был создан мир Смерти. Кик, огромный черный козел, пляшет на перекрестках дорог в честь праздника. Сказывают, если какой смельчак выступит против Кика и сумеет чудом сорвать один из волшебных бубенцов — а они, между прочим, говорящие! — то может узнать ответ на любой вопрос. Стоит лишь задать его. Но если не справишься, не сорвешь бубенчик — Кик затопчет копытами.

Кобзарь протянул Тео шляпу. Бубенцы бряцнули, и Тео вдруг осенило.

— Черный. И не медли, пока я не передумал!

Тео нашел взглядом черный бубенчик — явно старинный, с вытравленной буквой «К».

Протянул руку, схватил его, и нитка, на которой он висел, тут же лопнула. Тео почувствовал, как металл завибрировал, и с удивлением увидел, что образующие крест зубчики бубенца раздвигаются. Из черного зева донесся скрипучий голос:

— Кристиан Вангели, он же Теодор Ливиану.

Тео чуть не разжал руку. Бубенец поворочался в пальцах, словно разглядывая юношу.

— О-о-о… Я вижу тебя насквозь, юнец. Не из мира Смерти ты — живой мальчишка, получивший в дар меня!

— Да будет ночь, — произнес с улыбкой Кобзарь.