О чем он?
Теодор был без понятия. Третья гробница — последняя. Если он пройдет испытание, то узнает, где Алтарь. Тео поднялся на ноги и уставился в сплетения угольно-черных ветвей, слушая ночное беззвучие. Из-за него Король Червей не пустил его друзей. Из-за него! Он посчитал Теодора нелюдимцем, увидев тень. Но Тео не такой.
«Я не хочу быть чудовищем, — признался Теодор. — Я не чудовище. И не стану им. Я лучше умру, чем превращусь в нелюдимца».
Выпрямив спину, он зашагал к Старому городу.
«Я пойду в эту могилу один».
Уже перевалило за полночь. Теодор ускользнул от Охотников — еще неизвестно, кто страшнее — нелюдимцы или же Охотники, если увидят скользящую за ним тень.
Церковь Святого Николая, белая и светящаяся в ночи, упиралась в ночное небо, грозя проколоть шпилем звездную мантию. Теодор нашел могилу, открыл ее и спустился в лабиринт. Внимательно выискивая метки, оставленные командой, Теодор быстро обнаружил тот самый поворот. К этому моменту он весь вспотел: идти одному по извилистым, гулким коридорам лабиринта было страшно, но больше всего пугала темнота, сгущающаяся за спиной. Теодор то и дело оглядывался, впивался глазами во мрак. Все казалось, вот-вот из вековечной мглы выступит высокая темная фигура…
Наконец он оказался перед тем самым зеркалом. Ярко-оранжевое пламя факела отражалось в черном глянце, скользя по стеклу и рассыпаясь тысячей искр и бликов, в свете которых Тео видел свое лицо — бледное, вытянутое. Брови сдвинуты на переносице, губы решительно сжаты. В глазах горит упрямство — то самое, что не удавалось переломить еще никому.
Тео провел ладонью по стеклянной поверхности.
Пусто. Мертво.
Может, Король ушел?
Но ведь он так никого и не впустил в усыпальницу… А значит, будет вынужден ждать до тех пор, пока не придет кто-то другой. Теодор решился.
— Эй! Я пришел снова… Послушайте…
Тишина окутала, затыкая ватой уши. Кровь прилила к голове и застучала молоточками в висках. Тео обернулся: позади собиралась темнота, а он стоял в пустом коридоре глубоко под землей, и никто не знал, что он здесь…
«Ты сможешь, Ливиану. У тебя получится. Вспомни, что говорил Кобзарь!»
Воспоминание о том, что в нем нуждается друг, придало Тео уверенности. Он вновь обратился к зеркалу:
— Я не знаю, слышите вы меня или нет. Надеюсь, что вы уже остыли и можете меня спокойно выслушать. Я не нелюдимец.
Тео запнулся, пытаясь подобрать слова. И рассказал свою историю: как ввязался в Макабр, путешествовал в Полуночи, боролся с тенью и победил ее. Зеркало оставалось пустым, ни промелька фигуры или света, но Тео упрямо говорил и говорил — убеждал скорее себя, а не Короля, если тот действительно прятался во мгле стекла. Затем Теодор дошел до рассказа о Йонве и том, что нелюдимец, служащий Войне, убил его мать. Помолчал и снова продолжил:
— Я не хочу быть героем. Становиться этим самым Последним Влюбленным, как желали бы другие. Не знаю, что мне это даст. Я просто… просто хочу победить Йонву…
Теодор гулко сглотнул и поднялся на ноги, стряхнул пыль с колен. Тишина. Нигде никого.