— Нет.
Голос прозвучал глухо.
Вик изучал, казалось, каждую клеточку его лица. Как бы ни было это больно, но Теодору пришлось солгать, чтобы защитить себя и защитить Вика. Если бы Охотники проведали, что тот привел с собой нелюдимца… Мурашки снова пронеслись по спине леденящей волной.
Змеевик покачал головой, потер переносицу и выдохнул:
— Не знаю, что происходит… Тео, месяц на исходе. Если я не справлюсь с Йонвой до той поры, мне придется уйти. Я дал обещание своим подданным. Змеи не простят. Явятся сюда и потребуют битвы. И мне придется выступить против них. Я должен оставить вас в скором времени и уйти к ним… — Змеевик оглянулся на пробивающееся между ветвей пламя костра и помрачнел. — Но я боюсь за вас. И мне бы не хотелось бояться не за тебя, а… тебя.
Плечи парня опустились, и он ушел. Теодор остался один на один с темнотой леса и мыслями. Его колотила дрожь. Будто впервые ясно предстала картина: Вик — его друг, но он Охотник. Вангели — отец, но также Охотник. И люди, окружившие его заботой, также Охотники. Если кто-то из них узнает… Увидит… Ему конец.
Теодор побрел сам не зная куда. Руки задевали низко растущие замшелые ветви, иголки кололи кожу, но ему было все равно. Через какое-то время он услышал журчание и вышел на поляну, по которой бежал, извиваясь змейкой, ледяной ручеек. Теодор присел на камень и уставился на свое отражение в воде. Он прикрыл глаза, сосредоточившись на своем дыхании и дыхании леса. И вскоре услышал.
Она стояла там, прячась за темными замшелыми стволами. Длинная, вытянутая — слилась с темнотой леса. От тени разило лютым холодом и ненавистью. Ненависть буквально заставляла дрожать воздух между Теодором и тенью — и наплыли самые ужасные моменты из его прошлого. Огонь костра. Боль в правой щеке. Хохот и крики. Вопли умирающего филина. Лиза задыхается в его руках, и пальцы заливает ее кровь…
Теодор задрожал и сцепил руки в замок.
— Пожалуйста… — прошептал он.
И в этот миг…
— Тео?
Кобзарь!
Теодор распахнул глаза. Его вновь позвали — громко и четко, откуда-то снизу. Теодор с удивлением уставился на кольцо — из хрустального глаза, будто из маленького окошка, смотрело знакомое лицо.
— Кобзарь! — вскрикнул Теодор.
Счастье забурлило по крови, будто он выпил стакан увеселительного напитка. Юноша бросил взгляд на лес — тень исчезла.
Теодор снова всмотрелся в кольцо и тут заметил, что лицо музыканта не радостное, как обычно: щеки измазаны чем-то темным, глаза запали. Шляпы нет, кудри спутались и потускнели. Сам музыкант казался каким-то жалким и растерянным.
— Кобзарь, ты знаешь, Йонва…
Музыкант приложил палец к губам:
— Тише, ради бога, тише. Мне все известно.