– Ну, надо же, твою в ерша, – мысленно ругаюсь я. Носки надо было одеть. Забыл, как на спор, на бутылку йога изображал. Бабка Вера, вот не забыла, Мата Харя, мать ее, скамеечная. По пьяни, чего не придумаешь. Вот и придумали. По углям босиком бегать, Северные йоги, они мол, крепче, чем индийские. Мясом, жаренным, за два квартала воняло.
А не понять дуракам, что у тех то, пятки не проспиртованные, вот и не горят. А с другой стороны, начни их йоги, водяру хлестать, как мы, за неделю передохнут. Так, что они, по выносливости, даже в эти самые пятки, не годятся.
– Сказал, же завязал, – говорю я жене, прервав гордые мысли за себя и друзей в голове.
– Я посмотрю, как ты завязал, – отвечает жена, голосом, уже настраиваемым на миролюбивый лад.
– Знаешь же родная, уж если завязал, так сразу, – уже без опаски появляюсь я весь, протягивая к ней руки.
–Ты ко мне свои грабли, не протягивай. Объявляю тебе испытательный срок. А пока будешь лишен всех благ, и кухни, в том числе. И напоминаю тебе, что это последнее мое отступление. Дальше будет, или добровольно в ЛТП, или принудительно, под забор.
– Так голодным-то и так «хвост» не распушишь,– пытаюсь обратить все в шутку я.
– Ты лишенец, на работу, ходить собираешься? – отметает она, мой шутливый тон.
– А как же? Стремление к «благам» буду в трудовом поту топить, – опять шучу.
– Топиться, в мокром, побежишь?– отвечает, каверзным вопросом.
Дрожащими, от жуткого похмельного состояния руками, шарю по дну ванны, пытаясь нащупать и выдернуть пробку слива. Наконец обнаруживаю, и, приложив немалое, а в моем случае, титаническое усилие, с громким плеском, выдергиваю ее.
Вытираю выступивший обильный пот, и с ужасом смотрю на мокрую одежду – двое брюк, четыре рубашки. Ставший от времени, почти бесцветным спортивный костюм. Отдышавшись пару минут, первыми вынимаю ботинки, их не надо выжимать. Кладу их в раковину подошвой кверху, за ночь, я думаю, стекут. С зимними сапогами, совсем просто: вынимаю и ставлю на край ванны, до зимы, и там высохнут.
Приподнимаю, набухшие от воды брюки. Стекающие с них темные струи воды, вызывают определенные позывы. Бросив их опять в ванну, бегу в туалет. При переходе из одной двери в другую, сталкиваюсь с женой.
– Никак, обделался со страха, лишенец? А как же я? Чуть ли не каждый день, то стираю, то мою,
– говорит она, сочувствуя скорее себе, чем мне.
И странно, от ее слов, пропадают позывы к тошноте, и я возвращаюсь назад.
Пропустив меня в ванну, она озирает поле, моей трудовой деятельности.
– Барахло твое, неплохо бы простирнуть, – советует она мне, – порошок под ванной. Много не сыпь.
Обреченно качнув головой, соглашаюсь с ее предложением. Пока она стоит в дверях, опускаюсь на четвереньки, и, кряхтя, шарю под ванной в поисках стирального порошка.
Потеряв терпение, к моим страданиям, жена уходит, прикрыв дверь.