На «парковке» прямо у столиков, стояли две трехколесные мотоколяски, прозванные в народе « Я всю войну тебя ждала».
–Серега, давай к нам,– кричит нам от ветеранского столика, один из тех, кого дождалась мотоколяска, безногий Степанович.
Так как стулья под «Юбкой» выдаются только заслуженным ветеранам, мы, крепко пожав им руки, встаем, напротив, к их столику.
–У меня чего там, у «Маруськи» внизу отвалилось,– говорит Степанович, Сереге, – приварить бы надо.
«Маруськой» он ласково называет свою «инвалидку».
– Степанович, я для тебя, – прижимает тот, в знак безмерного уважения, руку к сердцу, – хочешь, сейчас сюда аппарат притащу?
– Да не к спеху, – оценивает его рвение ветеран, и кивает своему товарищу, – Плесни, в «чурюпочки»
молодежи.
«Чурюпочками» у нас называют стеклянные полулитровые банки, самую ходовую пивную тару под «Юбкой». Традиционные пивные кружки давно в прошлом. Частью разбитые, в случаях, когда они оказывались, последним «аргументом» в спорах. Частью, оказавшиеся дома, желанным трофеем.
В две трети пива, булькают треть водки, «ерш» начинает шевелить плавниками. Эту гремучую смесь изобрел гениальный человек, так как ничто больше, не достигает такого эффекта, при минимальных затратах.
Дальше все в памяти, какими – то скачками: Серега, накладывающий пудру на Степановича, из коробочки «моде ин». Я, нарезающий круги вокруг столиков, на мотоколяске, дождавшейся ветерана с войны…
Как хорошо было вчера, и как же плохо сегодня. Но это все поправимо. Надо только «ершика» в мутном пиве, перехватить. Тогда все по накатанной дорожке пойдет, все в колею впишется.
А время жмет. Уже вплотную крадется к одиннадцати. Магазины, скоро застонут от натисков толпы, а я до омерзения положительный, у которого, ни в «одном глазу» еще дома. Одеваться, одеваться, одеваться, категорически, без промедления. Но вот в этом, как раз, основной «облом» и есть.
Обследовал все , предполагаемые места, где вчера мог раздеваться. Даже к соседке на балкон, со своего балкона заглянул. На площадке перед входной дверью посмотрел, по подъезду пробежался.
А то было, как – то раз. Пришел после «встречи» друзей, думал уже дома. Разделся до трусов, а жена, только потом, дверь в квартиру открыла. А сейчас, вообще, одежды нигде нет. Глухо, как в танке, или, как там, у японцев – «чего искать кошку, если она давно убежала». А тут время убегает. Нет, руки опускать рано, – надеяться, искать, найти и одеваться!
– Ети-т, твою в коромысло, – вырвалось от души, когда я в неустанных поисках, добрался до ванной комнаты, с ужасом взирая на полную ванны воды. Воды, ровная гладь, которой, покрывала всю мою одежду: парадно – выходную, улично повседневную. Двое брюк, четыре рубашки, один полинявший спортивный костюм.
–Даже носки с ботинками, и те, не забыла, зараза – вспоминаю жену, смотря на стоящие в ряд, на дне ванны, зимние сапоги и летние ботинки, в окружении двух пар носков.
А мысли, о «ерше» колющимся плавниками горло, который уже собирается булькать в «черюпочках» друзей, будоражат мозг, предлагая все возможные варианты…
Решительно распахиваю шкаф. Разноцветной шеренгой развешаны женские одеянья, на одном конце, сантиметров десять пустоты. Отсюда мои шмотки, «купаться» ушли. В надежде на удачу, перебираю платья.
– Можно, конечно, но срамно, как-то бабье одевать, а так размер подходящий, – напрягают меня мысли. Но надежда тает с каждым платьем.