— Мы готовы выделять на программу перевооружения те же деньги, что и сейчас идут у нас на военные и морские расходы. За исключением тех средств, что идут на зарплаты и повседневные хозяйственные нужды.
— И сколько это?
Король грустно вздохнул, открыл папку и протянул Николаю Александровичу лист с финансовыми данными. Тот бегло глянул. Чуть подумал. Покивал чему-то своему. И спросил.
— Хорошо. Допустим. Сколько и чего вы хотите получить? И в какие сроки?
— В десятилетний срок мы хотим получить три линкора типа «Святогор», четыре фрегата типа «Аврора», восемь корветов типа «Варяг» и двадцать эсминцев типа «Святослав» с обученными и подготовленными экипажами. Кроме того, восемь дивизий, организованных по принципам Имперской гвардии и двадцать дивизий, аналогичных Имперскому ополчению.
— За десять лет и ЭТИ деньги? — не поверил услышанному император.
— Больше у нас нет, — помрачнев, тихо произнес король. — На сколько мы можем рассчитывать?
— На треть, если я вам все буду отгружать по себестоимости. Если с хотя бы небольшой, но коммерческой наценкой, то на четверть.
— Ясно, — еще сильнее помрачнел король. — Мы что-то подобное и предполагали. И хотели бы предложить вам аренду кое-каких земель под военно-морские базы, расширяющие ваши операционные возможности.
— О каких землях идет речь?
— Мы готовы передать вам в аренду на пятьдесят лет… — начал озвучивать король свое предложение. Которое, разумеется, Николая Александровича не устроило. Он отметил, что Россия, конечно, кое-что выиграет от этих земель. Но еще больше потеряет, ведь их нужно будет содержать и обустраивать. Да и вообще…
Итогами переговоров стало то, что испанская сторона соглашалась передать России в бессрочную аренду за символическую плату в один рубль золотом вдовое большую территорию, чем Альфонсо предлагал изначально. Прежде всего это был остров Пуэрто-Рико, который привлек Николая Александровича как житница экваториальных культур. Потом – приличный «кусок» на Кубе в виде двухсот квадратных километров вокруг залива Гуантанамо. Там была очень удобная и стратегически важная точка для создания военно-морской базы. Остров Гран-Канария, также прекрасно подходящий для создания военно-морской базы. А заодно и логистического узла для торгово-транспортных операций. Остров Ибица из Балеарского архипелага, дававший возможность развернуть русскую военно-морскую базу в центре западного Средиземноморья. Остров Минданао из Филиппинского архипелага. База – да. Но император в этом случае преследовал не столько военно-стратегические интересны, сколько экономические. Он ведь знал, насколько богат именно этот остров Филиппин. Остров Фернандо-По, дававший возможность организовать порт на западе экваториальной Африки. Ну и город Сада в провинции Ла-Корунья на территории самой Испании, вместе с двадцатью квадратными километрами, прилегающей территории. Лучше бы было забрать саму Ла-Корунью, но Альфонсо уперся. И так получалось, что Николай брал слишком много, да еще на условиях экстерриториальности.
Россия же, со своей стороны, обязалась выполнить запрошенные испанцами обязательства по поставкам вооружений и подготовки личного состава. А также переоборудовать две военно-морские базы по самому современному образцу: одну в Атлантике, другую в Средиземном море.
Эта готовность к сотрудничеству очень вдохновила обе стороны. И Николаю удалось, «не отходя от кассы», подтолкнуть испанцев к вхождению в Таможенный союз[76] на условиях удвоения количества поставляемых корветов и эсминцев. Не то, чтобы это было сильно нужно экономически. Нет. Просто для престижа. Ведь еще одна европейская держава, кроме России, вступала в этот договор. Италия ведь отказалась. А могла бы… могла…
Испания, кстати, совершенно не ломалась в этом плане. Потому что Таможенный союз, по факту, создавал для России и Испании этакую систему «колоний общего пользования» в составе Персии, Абиссинии, Сиама, Гавайских островов, Филиппин, Кубы, Пуэрто-Рико и, в перспективе Панамы, где пока еще шли важнейшие социально-политические преобразования. Конечно, слабая испанская промышленность не могла все это обслужить, обеспечивая промышленными товарами, как и русская. Но все равно – перспективы от такого сотрудничества выглядели головокружительные. Настолько, что Альфонсо даже поднял вопрос о династическом браке. Однако, увы, никаких подходящих вариантов не имелось. У самого Альфонсо еще не было ни супруги, ни детей. А у Николая среди незамужних кровных родственниц подходящего возраста имелась только Цецилия Мекленбург-Шверинская, приходившаяся внучкой канцлеру Российской империи великому князю Михаилу Николаевичу. Но она была подданной Германской империи. Красивая, умная, эффектная, любящая море. Но… Все с ней было непросто. В общем, Николай Александрович решил подумать над тем, как можно устроить этот вопрос…
После разгрома в 1889 году великокняжеской оппозиции у императора внезапно стало очень пусто у престола. Слишком много родственников отправили «копать каналы» или в монастырь. По сути – из ветви Александра II выжил и сохранил своей статус только он сам, его брат Михаил и сестра Ксения. Ну и кое-кто из женских линий, давно уже вошедших в чужие рода. И все. Дальше уже шли дети от других сыновей и дочерей Николая I или совсем уж далекая родня – потомки побочных линий Павла Петровича.
Чтобы не возникло ненужных инсинуаций, Николай Александрович кардинально переделал Имперский закон об августейшей фамилии и престолонаследии. Была составлена «Великая сотня» – своеобразная публичная ведомость, по которой было указано кто за кем имеет право наследовать престол. Ее мог править только сам император и более никто. Любой, кто пожелает отречься, имел на это право только для себя и более ни для кого. Сотня, кстати, была не обязана быть полной. Сколько есть. В частности, Павловичей Николай Александрович в нее включать не стал. Да потомков Николая I не всех, реализуя свое абсолютное право на это. В законе было явно указано, что понижение человека в позиции по списку или полное из него исключение из него могло быть следствием утери монаршего доверия, слабости умственной или физической, потери связи с империей и прочие факторы, делавшие кандидата непригодным для наследования.
Цесаревичем или цесаревной величался теперь только первый среди наследников. Великими князьями и княжнами – люди, занимавшие со второго по десятое место в списке. Следующие девяносто именовались князьями и княжнами императорской крови. Старые ограничения времен Павла I и Александра I на брак были отменены, как и само понятие морганатического союза. Теперь любой из «Великой сотни», а также император или императрица, будучи одинокими, могли сочетаться браком с кем угодно без ограничений. Ни сословие, ни национальность, ни вера более не являлось проблемой. Главным и единственным критерием было одобрение правящего на момент заключения брака монарха. И, как несложно догадаться, эти законы не способствовали теплоте в отношениях с монархическими домами Европы.
Однако лед тронулся. После пятнадцати лет борьбы. Тронулся. Объективная реальность уступила упорству императора. Прибытие Альфонсо VIII в Санкт-Петербург с официальным визитом и стало началом вскрытия, доселе, казавшегося нерушимым ледового поля. А его признание Клеопатры своей ровней породило «парад признаний» и от других домов. Не сразу, не быстро, но потихоньку они тоже начали втягиваться.
Впрочем, это все было лишь приятным дополнением к главному. К получению Испании в союзники. Ее вступление в Таможенный союз и начало масштабного перевооружения армии и флота, позволяли надеяться на то очень многое. Тем более, что Николай Александрович планировал не только вырастить для этой пиренейской страны новую военную и морскую элиту, но и связать ее узами кровного родства с Россией, всецело поощряя браки. Да, Испания была слабая. Но Испания занимала удивительно важное с геополитической точки место в мире…