Как подумаю, что мне надо будет попасть к нему в кабинет и уговорить дать интервью, так по мне опять течет холодный и липкий пот. Нет так дело не пойдет, опять надо идти в прошлые жизни и понять почему мне так страшно общаться с мужчинами в костюмах? Логического ответа липкому страху я все же не могу найти, а случай в детстве не в счет, ведь я могла даже и не испугаться, раз спокойно потом пересказала все маме. Времени много, главное выключить телефон и выпить чашечку кофе перед новым погружением.
Глава 17 Германия, 16 век
Переход в прошлое воспоминание был медленным, сначала почувствовала, что у меня увеличилась грудь и попа, тяжелые волосы, заплетённые в тугую косу, уложенную на голове, непривычно давили. Посмотрев по сторонам поняла, что нахожусь в небольшом полуподвальном помещение, где тускло горят свечи, расположенные на столах и по стенам заведения. Каменные своды низко нависают и создают атмосферу мрачности подземелья. Узкие окна под самым потолком практически не дают света. Длинные лавки вдоль таких же длинных столов заляпаны липкими пятнами. Я с тряпкой и ведром в руках стою и отмываю столы и лавки от пролитого пива. На одной из стен висит тусклое зеркало, к нему я и подошла. На меня смотрела молодая, но дородная девушка, с белыми волосами, уложенные венчиком на голове. На одутловатом лице практически не выделялись ни брови, ни ресницы, так как они часто выгорали, становясь совсем белыми. Зато лицо и плечи усыпали густые веснушки, делали мое лицо не однородным. Единственное, что мне понравилось – это не крупный прямой нос и голубые, но точно я не уверенна, так как свет очень тусклый, большие и наивные глаза, удивленно смотрящие на меня. Опустив взгляд наткнулась на немаленькую такую грудь, которая с трудом умещалась в блузе и натягивала материал аж до неприличия. Грудь стояла, так как опиралась снизу на своеобразный корсет, который утягивал талию и зашнуровывался по всей длине. Внизу была темная широкая юбка, прибавляющая мне в бедрах, а сверху накинут фартук, не скажу, что белого цвета, скорее серого от частых стирок.
На вид мне было лет двадцать или двадцать пять, так как выглядела я внушительно, но детское выражение лица не давало точно определить возраст. По всей видимости тут я живу и убираюсь по совместительству.
- Доченька, - услышала я громкий мужской голос, - заканчивай поскорей, нам еще необходимо перелить пиво и помыть посуду. Скоро появятся первые посетители, видишь небо хмурится, значит и путники могут у нас остановиться, а не только вечные пьяницы, гуляющие до утра.
Значит, я дочка местного трактирщика и помогаю отцу по хозяйству, а не служанка, горбатящаяся на хозяина, это уже хорошо.
- Да, папенька, я скоро закончу и помогу, проговорила и снова взялась за работу.
Вскоре в нашу таверну начали подтягиваться первые посетители, погода портилась, ветер усилился и в окна застучал моросящий дождь. Не прошло и часа, таверна наполнилась народом, и я едва успевала, подавать еду и напитки. Мне бы помощницу, но отец и слышать ничего не хочет, пытается скопить, как он говорит на мое приданное. Но я понимаю, что какая свадьба, на меня никто из мужского населения не смотрит, как на девушку, только как на малышку подающую пищу и пиво.
Дверь с грохотом распахнулась и в таверну ввалилась шумная толпа господ, громко смеющихся и ругающих непогоду, испортившую охоту и развлечения.
- Еды и вина, срочно, пятому герцогу Клевскому, - произнес один из вошедших. - Все самое лучшее, что есть у вас в погребах, его высочество не любит, когда ему приносят не то. Многие из посетителей, завидев господ, решили быстро ретироваться. Компания расположилась в центре таверны, сдвинув столы в общий круг.
Отец, спустившись в погреб принес самое лучшее вино, которое было. Я расставила кружки и принесла еды.
- Кажется, у нас сегодня будет не только еда, но и удовольствие, - ухмыльнулся один из господ. – Но для этого придется выпить не одну пинту пива, - продолжил он, глядя на меня, как на племенную кобылицу, оценивающе, разве что не прицокивая языком. Все засмеялись и уставились на меня в двенадцать глаз изучающе.
Лицо у меня стало пунцовым аж до самых кончиков ушей. Поставив кружки на стол, попыталась ретироваться. Самый наглый из них, поймал меня за подол и потянул резко на себя так, что шлепнулась к нему на колени. Подлец крепко держал меня за талию одной рукой, другой оттянул блузку и заглянул в нее.
- Целоваться с тобой я бы не стал, а вот пощупать не отказался бы, - и крепко сжал мою грудь так, что я вскрикнула.
На возглас вышел отец и увидев меня на коленях мужчины попытался заступиться.
- Господа, имейте совесть, это моя дочь, она еще невинна, совсем ребенок, пощадите ее, прошу вас, - проговорил отец, обратившись к его высочеству.
- А что ты с ней будешь делать, отец? Замуж ее не возьмут, разве что только приданное хорошее отвалишь и кто - то купится на него, отдай ее нам, оказать удовольствие хоть и интимного характера придворным короля для нее будет большой честью, а мы хорошо заплатим.
Я снова попыталась вырваться, но крепкая рука держала намертво. Мне было стыдно и больно от того, что, торгуясь с моим отцом, словно корову покупали, другой рукой продолжали щупать и мять мое верхнее достоинство. Из глаз полились крупные слезы. Мне на мгновение стало страшно от мысли, а если меня сейчас продадут господам для потехи и удовлетворения мужских потребностей. Слезы уже лились не преставая.
- Господа, я уважаю вас и его Высочество, но дочка у меня одна, просите, что хотите, но прошу не трогайте ее, - взмолился отец.
Герцог, к которому были направлены слова, продолжал есть, никак не реагируя на ситуацию, скорее всего ему было безразлично, как сложится дальнейшая ситуация у придворных с разносчицей в придорожной таверны или наоборот, хотел увидеть к чему приведут торги.