— Давайте-ка вернемся в деревню, — предложил Череда, настороженно поглядывая в сторону болот. — Кто ведает, что тут случилось и как далече это лихо гуляет.
Близнецы закивали, их испуганные лики стали еще более одинаковыми, ежели такое вообще мнилось возможным.
— А как быть с ними? — спросил Вит, очертив пальцем в воздухе мертвые изуродованные тела. — Неужто так и бросим, не посыпав землицей? Не дай-то боги, науськает болотная нечисть — они уже к ночи в деревню явятся.
Братья-кожевенники побледнели пуще прежнего: не то от отвращения перед захоронением разодранных останков, не то от страха перед ожившими мертвяками.
— Хоронить надобно, — одобрил староста. — Но, насколько мне ведомо, по их вере усопших не земле предают, а огню жалуют. Да, — почесал голову Череда, — еще надобно весточку в Рогачев послать. Но сперва Цвета в деревню доставим, а там поболе народу соберем и снова сюда вернемся — погребальный костер разложим. И давайте не будем мешкать: надобно все это до наступления ночи поспеть.
Мужики понимающе переглянулись, подхватили сына кузнеца под руки и заспешили к лошадям.
— Куда это ты так спешишь, почтенный Рафал? — окликнула седобородого лекаря Доморадовна. Врачеватель лишь на несколько шагов поспел удалиться от хаты старосты. Но, услыхав зов, остановился, слегка склонившись в знак приветствия. Женщина выглядывала из-за приоткрытой калитки, точно кого-то опасалась. Под мышкой она удерживала любимого петуха. Птица орала и дергалась, но морщинистая рука крепко сжимала самую значимую драгоценность в хозяйстве.
— Сыну старосты нездоровится, — уклончиво пояснил старец.
— А что с ним? — Глазки Доморадовны превратились в узкие щелочки.
— Пока толком сам не уразумею, — озабоченно пояснил Рафал.
— Надобно проведать молодца. Ведь Хохлатый лишь благодаря смекалке Алеся наконец за дело принялся! — гордо возвестила Доморадовна, с нежностью поглядев на своего петуха. Только вот птица такого проявления чувств хозяйки не разделяла, продолжая рваться на волю.
— Нет, не ходи! — громче, чем дозволено, воскликнул врачеватель.
— Это еще почему? — бабуся так и впилась в Рафала глазами. Хохлатый присмирел.
— Э-э-э, — замешкался старец, но уже уразумел, что сам себя выдал. И надобно ж было ему именно на Доморадовну наткнуться! Эта так просто не отстанет.
— А-а-а! — вдруг заорала баба. Пернатый стервец все ж таки принялся за старое — длинный клюв воткнулся в мягкую морщинистую плоть. — Твое счастье, что куры так добре несутся, а не то б я тебе башку прямо сейчас скрутила!
В сердцах она выкинула Хохлатого к себе в подворье. Петух, потерявший в вынужденном полете пару перьев, но не гордость, приземлился удачно. Выпрямился, кукарекнул и с важным видом удалился в курятник. — Вот же падла пернатая! — Доморадовна потерла ушибленное место, проводив петуха гневным взглядом.
— Покажи-ка, — дядька Рафал подошел ближе. Теперича ему уж точно деваться было некуда — покуда станет руку лечить, Доморадовна все из него выведает. Ну, поди оно и лучше. Чем скорее вся деревня о хворобе узнает, тем скорее осторожничать начнут, стало быть, хворь далече не расползется.
— Ничего. Тут всего-то подорожник приложить — и ранки как не бывало. У меня как раз он в суме имеется.
— Пройдем в хату, почтенный Рафал, — пригласила Доморадовна, мысленно потирая руки в предвкушении увлекательного рассказа. Старец, вздохнув, поплелся следом за вмиг оживившейся хозяйкой.
— На сбор! На сбор! — орали во всех концах села мальчишки-глашатаи, добровольно вызвавшиеся оповестить каждого жителя деревни.