— Снова через огонь твой ведьм… то есть ворожицкий?

— Так, — кивнула Милава и принялась за костерок.

Староста громко сопел, точно хотел сказать что-то да все не решался.

— Говори, дядька, — не оборачиваясь, попросила ворожея.

— Я вот… Добре это, когда такая сила на подмогу идет.

Милава улыбнулась, кивнула.

— Да вот, скажу как на духу, сам бы я не желал подобным даром владеть. Это ж какая ответственность! Да и кто ведает, какими дарами нечистики подмаслить могут?

Ворожея вдруг замерла, вспомнив, как Кукоба уговаривала ее перенять черный дар, обещая, что сама смерть отступит перед величием Милавы.

— Что такое, девонька?

— Все хорошо, дядька, вдыхай.

Когда души снова вернулись в тела. Староста воскликнул:

— Ведаю это место. Отсюда недалече, — и тут же нахмурился. — И к деревне близко.

— Тогда пойдем… Погодь-ка чуток, — Милава подошла к ручью и черпнула ладошкой прозрачной водицы, испила. Холодная. А вкусная! Разве выдюжит нечистик иль какая иная недобрая сила супротив такой чистоты? Что-то в ручье привлекло взгляд. Милава склонилась ниже. Вода внезапно стала перекрашиваться в зеленый. Затем приобретать девичьи черты. В них ворожея признала Ружу. Отпрянула. Русалка снова явилась! Да чего ж ей надобно? Что сказать желает?

— Что с тобой, милая? — взволновался староста. Видать, приметил, как изменился лик ворожеи. — Иль увидала нечистика в воде?

— Все добре.

Лик в обрамлении зеленых волос вмиг исчез — лишь стоило податься старосте в сторону ручья. И как же Милаве уразуметь, что надобно Руже? Чего-чего, а русалий язык она не разумеет.

— Ну, пойдем. Поспешить надобно. Не то кузнец скроется снова.

Щекаря они сыскали аккурат подле Ласкавны, напротив кузницы, чудом не прошли мимо — так хорошо тот в кустах затаился.

— Гляди, у него весь лик в крови, — прошептал Череда. — Неужто он кого-то из селян сожрал?

— Не надобно, дядька, ничего выдумывать, покуда не выясним все до конца, — сказала Милава, а про себя устрашилась. Только этого еще не хватало. Мало, что ль, пожранного обоза, Восты да ран на теле Алеся?