— А мы чего? Мы ничего. Мы только дело свое делаем да никому дурного не желаем, — резко успокоились охранители и покосились на уродливое жилище Кукобы. Оттуда донесся скрип. — Что это? — испуганно спросил один из стражей. Недавней веселости как не бывало.

— Кажись, ведьмарка, — перешел на шепот кожевенник.

— Да это хата скрипит! Вон рассохлась до остей — от маломальского ветерка шатается. Диво, что она вообще покуда не развалилась, — попытался оправдать прозвучавший скрип другой охранитель.

— Как же, от ветра, — прошептал другой кожевенник. — Даже тихушника нет.

Стражи сглотнули, не сводя с хаты настороженных взглядов — точно сквозь прохудившиеся стены пытались рассмотреть, что же там, внутри, делается. Хата хранила молчание.

— Значится, деревья шумят, — тут же выдал другую догадку страж.

— Эй, развяжите нас! — потребовал кожевенник. — Все равно уже хоронить ведьмарку не пойдем — поздно.

— Вот еще! — фыркнул уже расслабившийся охранитель — никак довод напарника ему показался вполне уместным. — Посидите так — наукой будет, как супротив всего села идти да на честных людей из-за спины нападать.

— Ну, прости нас! Мы ж не со зла. Наоборот, — принялись оправдываться близнецы. Да только их слова оборвал новый скрип. Мужики притихли. Шум повторился. И снова. И опять.

— Никак ходит кто-то, — белесыми от страха губами прошептал страж.

— Кто-то… — так же зашептал кожевенник, — а то ты не ведаешь кто…

Горе-охранители попятились к близнецам.

— Да развяжите же нас! — прокричал шепотом один из братьев.

Но стражи точно не в силах были отвести очей от рассохшейся двери. Та вдруг стала открываться, медленно, долго, с натужным скрипом. Все уже знали, кто сейчас покажется в скособоченном проеме, но от этого знания становилось лишь жутче — холодели ладони, стыла кровь в жилах.

На пороге возникла старуха. Ее лохмотья облепляли сгорбленную стать, узловатые пальцы скребли воздух, тянулись к жавшимся друг к дружке людям, точно желали выдрать души из теплой плоти. Ведьмарка приближалась. Плавность движений точно ушла разом с жизнью. А те неведомые силы, что подняли Кукобу, могли только рывками, будто ломая неподатливые суставы, управлять телом, которому время было покоиться в земле, а не ходить по ней.

Близнецы никогда не слыли трусами, но теперича каждый из них почувствовал, как на голове волосы становятся дыбом, как распрямляется от ужаса кожный завиток.

— Развяжите нас! — завопили братья. Но охранители их уже не слышали — они вскочили и стремглав понеслись к селу. — Куда вы?! Освободите нас! — истошные крики остались без ответа. Смельчаки! Ох, как бы кожевенникам хотелось точно так же сверкать пятками по дороге к дому.

— Я-а-а… Я вас освобожу. — Беззубый рот растянулся в страшной усмешке.

— Сгинь! Сгинь! — затряслись близнецы, судорожно дергая руками, пытаясь высвободиться. — Давай, давай скорее! Ничего не получается! Она приближается! О боги, боги, помогите! Давай ползком!

Кое-как кожевенники умудрились улечься на землю и покатились.