Как мне поступить: осознанно избавить себя от этих страданий или, наоборот, продолжать смотреть на снимок и плакать? Я знаю, что придет время, когда я повешу эту фотографию на стену и смогу разглядывать ее с большим удовольствием. Наши глаза встретятся; мы оба будем преисполнены любовью и благодарностью за то, что смогли прожить эту жизнь вместе. Когда я печатаю эти строки, по моим щекам текут слезы. Я останавливаюсь, промокаю глаза и смотрю в окно на ветви нашего дуба, тянущиеся к ясному голубому небу.
За последнее время произошло множество вещей, которыми я мечтаю поделиться с Мэрилин. Я узнаю, что «Максимарт», маленькая аптека по соседству, которой мы покровительствовали более сорока лет, только что закрылась навсегда, и тут же представляю, как сообщаю эту новость Мэрилин. Конечно, она бы очень огорчилась. А недавно, во время рождественских каникул, два наших старших сына, которые годами отказывались играть друг с другом в шахматы, охотно сыграли несколько партиек. Один из них – прежде ярый противник пинокля – теперь изучает правила и время от времени не прочь перекинуться в картишки со своими братьями или со мной. И шахматы, и пинокль – все это говорит о том, что мы стали ближе. Горе сплотило нашу семью. О, как бы мне хотелось рассказать об этом Мэрилин! Она была бы так рада.
Читая о других скорбящих людях, я убеждаюсь, что им свойственны крайне разнообразные модели поведения. На днях я наткнулся на одну короткую статью, автор которой регулярно прослушивает старое голосовое сообщение от жены, сохранившееся в его телефоне. Я вздрагиваю, когда читаю его откровения: мне было бы слишком больно слушать голос Мэрилин. Боюсь, это может привести к зацикливанию на чувстве утраты и помешать ему начать новую жизнь. Впрочем, не исключено, что я слишком суров. Каждый переживает горе по-своему.
В другой статье была приведена неутешительная статистика: оказывается, что у мужчин, недавно потерявших своих жен, риск умереть в течение следующих четырех лет гораздо выше, чем у остальной части мужского населения. Особенно пугающе выглядит прогноз для вдовцов, которые сильно зависели от покойной супруги в плане удовольствий или самооценки. И все же меня это не беспокоит: странно, как мало я теперь думаю о смерти. Раньше я часто – даже слишком часто – мучился страхом смерти. До сих пор помню ночные кошмары, которые снились мне много лет назад, когда я работал с пациентами, умирающими от рака. Но теперь от этого страха не осталось и следа. Меня совершенно не волнует мысль о собственной кончине.
Глава 25. Секс и горе
Кажется, будто прошла целая вечность с тех пор, как мне не давали покоя кошмарные образы танков, давящих студентов на площади Тяньаньмэнь, хотя на самом деле это было уже после смерти Мэрилин. Настойчивость этих образов позволила мне лучше понять природу и власть навязчивого мышления. Впрочем, через несколько дней танки и площадь Тяньаньмэнь исчезли, и в моем разуме воцарилось относительное затишье.
Увы, в последнее время в мои мысли вторглась новая навязчивая идея: всякий раз, когда я пытаюсь ни о чем не думать, например когда ложусь спать и выключаю свет, меня посещают сексуальные мысли, связанные с женщинами, которых я знаю или видел недавно. Эти образы отличаются необычайной яркостью и возникают постоянно. Я пытаюсь блокировать их, выбросить из сознания, направить мысли в другое русло. Но через несколько минут они возвращаются и снова захватывают мое внимание. Меня переполняют желание и стыд. Я содрогаюсь от такого вероломства по отношению к Мэрилин, похороненной всего несколько недель назад.
Анализируя последние несколько недель, я также обнаруживаю весьма любопытную вещь, которая тем не менее сильно меня смущает: повышенный интерес к женской груди, особенно к большой. Не знаю, замечали ли это многочисленные подруги Мэрилин, которые приходят к нам в дом, но мне приходится постоянно напоминать себе, что надо смотреть в лицо, а не на бюст. На ум приходит мультяшный образ (понятия не имею, когда я впервые увидел его, возможно, в подростковом возрасте): женщина поднимает подбородок мужчины и говорит: «Ау, я здесь!»
Интерес к груди иногда сопровождается сценой из прошлого, которая произошла примерно семьдесят пять лет назад и которая в последнее время часто всплывает в моей памяти. Мне десять или одиннадцать лет; я зачем-то вхожу в спальню моих родителей и вижу наполовину раздетую маму. Вместо того чтобы прикрыться, она стоит с обнаженной грудью и смело смотрит мне в глаза, как бы говоря: «Ну что ж, рассмотри все хорошенько!»
Помню, как много лет назад я посвятил этому воспоминанию несколько сеансов с Олив Смит, моим аналитиком. Поступив в ординатуру, я должен был подвергнуться психоанализу, который в общей сложности занял более 600 часов. Очевидно, сейчас я испытываю сильный стресс, а потому моя регрессия не случайна. Как ребенок, я отчаянно ищу материнской поддержки. На ум приходит фраза, которую я использовал в одной из своих книг: «Фрейд ошибался не во всем».
От этих сексуальных мыслей мне не по себе. В моей голове продолжается нравственная борьба. Как я мог так опозорить себя и свои чувства к Мэрилин? Неужели моя любовь так мелка? Но
Я решаю изучить литературу, посвященную сексуальности и утрате супруга. Читатель, возможно, помнит, что я не большой знаток современных медицинских исследований. Я пишу письмо эксперту по медицинской литературе – той самой женщине, которая помогала мне и Молин Лесц в нашей работе над пятым и шестым изданием учебника по групповой терапии, – и поручаю ей найти статьи на эту тему. Через день она сообщает мне по электронной почте, что искала несколько часов, но ничего не нашла. Она приносит свои извинения и, поскольку ей нечего предъявить, отказывается принимать плату за свой труд. «Ерунда», – отвечаю я и настаиваю на оплате. Отсутствие материалов само по себе ценная информация.
Затем я обращаюсь к младшему научному сотруднику Стэнфордского университета, которого мне настоятельно рекомендовал мой близкий друг и коллега, и прошу
В последующие дни оба специалиста все-таки присылают мне несколько клинически обоснованных статей о горе из более популярных изданий – например, статью «5 вещей, которые вы не знаете о горе»[34], опубликованную в журнале
Сексуальное влечение может возрасти. В одних случаях скорбь снижает сексуальное влечение, в других – усиливает его. Это может вызвать внутренний конфликт у тех, кто недавно потерял супруга или партнера. Повышенная сексуальность помогает скорбящему избавиться от чувства онемения и придает жизненные силы в то время, когда борьба со смертью становится частью повседневной жизни.
Эти строки задели меня за живое, особенно утверждение о том, что мысли о сексе помогают что-то почувствовать. Слово «онемение» в точности описывает мои ощущения: я разговариваю, ужинаю, смотрю телевизор, но делаю это автоматически, не придавая происходящему особого значения. В глубине души я словно дистанцировался от всего мира. Сексуальные мысли, напротив, кажутся более реальными, жизнеутверждающими. Они пробуждают меня и отвлекают от озабоченности смертью.
Я беседовал с несколькими опытными коллегами, которые работают с людьми, пережившими утрату супруга. Все они подтверждают, что повышенная сексуальность гораздо более распространена, нежели это принято считать. Чаще всего усиление полового влечения наблюдается у мужчин, хотя, без сомнения, встречается и у женщин. Большинство клиницистов согласны с моим наблюдением, что на сеансах пациенты редко инициируют обсуждение своей сексуальной жизни. Однако если психотерапевт
Я с некоторым облегчением заключаю, что мое возбужденное состояние разума не редкость: безусловно, сексуальное желание играет значительную роль в горе. Более того, пожилым людям нелегко открыто говорить о своей внутренней сексуальной жизни или делиться такими переживаниями с семьей и друзьями. Своими откровениями они боятся поставить других в неловкое положение. Мне повезло, что у меня есть группа терапевтов, с которыми я регулярно встречаюсь вот уже несколько десятилетий. Наши дискуссии помогают умерить мой дискомфорт.
Глава 26. Дереализация