– Свой народ? Ты хочешь сказать, что это все по-настоящему? Как чудесно! Как невинно! По разговору ты так похож на англичанина, и я решил, что это наверняка тщательно продуманный розыгрыш. Ты же мог унаследовать темную кожу откуда угодно. Сам я родом из Италии, хотя долго жил в Париже.

Теперь настала моя очередь изумиться. До меня медленно доходил смысл его игры. Я был готов купиться на любую иллюзию, но здесь я столкнулся с настоящим мошенничеством. Этот человек был притворщиком.

Внезапно рядом со мной оказался Билли, и его рука обняла меня за шею. Он был в худшем состоянии, чем я.

– Держи руки подальше от моего Хеми, – сказал он Роберто. – Он хороший парень, верно, Хеми? Лучший из людей. Не жулик.

Билли принялся лавировать прочь сквозь толпу, таща меня за собой. Я взглянул на своего нового знакомого и пожал плечами. Я подозревал, что мы не станем друг по другу скучать.

А потом мы оказались в давке, закручиваясь вокруг своей оси, притопывая, задирая то ноги, то колени, раскачиваясь вперед и назад, сцепившись руками, хохоча. Генри появлялась и снова исчезала из виду; на другой стороне комнаты я увидел мистера Антробуса, глубоко увлеченного беседой с хорошо одетым мужчиной, который единственный среди нас был без маски. Не то чтобы маски скрывали чью-то личность, но благодаря им мы были смелее и глупее, чем даже от выпивки. Генри обнаружила себя в объятиях группы женщин, которые все были полны решимости потанцевать с таким симпатичным парнем – или девушкой, им было все равно. Это был водоворот, вакханалия. Мы были свободны, непосредственны и наслаждались праздником жизни – никто не мог воспрепятствовать нам в наших юношеских стремлениях. Да и кто стал бы?

Билли держал меня в потных объятиях и вел в танце, как если бы я был одной из его покрасневших горничных, которую он собирался соблазнить. На мгновение я представил, что так оно и было, хотя никогда настолько полно не ощущал себя мужчиной. Все казалось правильным и чистым – любой человек, любое желание, любая потребность. Мое зрение затуманилось, когда мы двигались вместе, ритмично и настолько близко, что просто дыхание уже наполняло меня запахом его напряженного тела. Я полностью погрузился в море, которым был для меня Билли Нептун, и видел лишь его рот, его зубы, его язык. В следующее мгновение я придвинулся ближе, прижался своим телом к его от груди до бедра и накрыл раскрытым ртом его рот, заглатывая его смех себе в горло.

Одно мгновение. Меньше, чем нужно, чтобы сосчитать до одного. Я понял сразу же, почувствовав, как тело Билли напряглось и оттолкнуло меня. «Нет», – сказали его глаза. «Нет», – расстояние между нами увеличилось. «Нет», – неловкий поворот его плеча и последний взгляд, последнее неуловимое качание головой. Затем он полностью отвернулся, и я посмотрел ему вслед, и мы оба одновременно увидели Генри – она стояла ошеломленная, разинув рот, опешивши, охнув. В ее облике было нечто, заставившее меня подумать о беспомощности на лицах тех людей, давным-давно, когда я показал им палицу Руа Канапу из зеленого камня, и они поняли, что он мертв.

Но это была всего лишь глупая ошибка. Моя глупая ошибка. Я выпрямился и поднял руку, чтобы помахать подруге, и начал двигаться в ее сторону, но, поняв мои намерения, она тут же исчезла.

Тогда Билли повернулся обратно ко мне – его лицо было искажено от ярости.

– Стой, Хеми. Хватит!

И тоже исчез, вслед за Генри.

Когда Билли вернулся – раньше, чем я думал, я окончательно утонул в бутылке. Он перешел на противоположную сторону комнаты и присоединился к хорошо надравшейся группе, которая время от времени разражалась бурными возгласами. На меня он не посмотрел.

Подошел мистер Антробус, и я попытался сделать вид, что вежлив и разумен, как обычно, но у меня ничего не вышло.

– Кажется, вам не по себе, мистер Понеке. Могу ли я как-то помочь?

Конечно, мистер Антробус был не в силах мне помочь. Я попытался сказать ему, что просто пьян, но мое опьянение помешало, и я обнаружил, что рассказываю ему, как неуместно повел себя из-за того, что был пьян, и обидел своих друзей. Он решил, что я имел в виду, что я заигрывал с Генри, поскольку, как и все остальные, разглядел ее истинную личину, и попытался поднять мне настроение, поделившись рассказами о собственном конфузе, вызванном назойливым заигрыванием с дамами. Это ничуть меня не утешило. Я признал, что меня больше всего волновало то, что я обидел свою лучшую подругу, а также своего самого близкого друга, и не знал, что сделать, чтобы загладить вину перед ними обоими. Я знал, что Генри простит. Если я все объясню, она поймет, она же такая великодушная. Коль скоро я не встревал между ней и Билли – думаю, она понимала, что к этому было мало возможностей, учитывая, что я был совершенно не того пола. Но Билли? Как поступит он, я не знал, а перспектива будущего без него была мрачной и безрадостной.

– Ступайте, поговорите со своими друзьями. – Мистер Антробус попытался поднять меня из моего сутулого положения. – Все это просто недоразумение. И утром вам всем будет из-за этого неловко.

– Да, да, любезный мистер Антробус. Разумеется, вы правы. Я всегда знал, что вы правы.

– Мне пора домой, Джеймс. Идите, поговорите с друзьями. Все будет хорошо. – Он слегка поклонился и ушел.

Меня захлестывали волны стыда. Стыда не за то, что я показал друзьям свою истинную природу, хотя это было по-своему унизительно, а за то, что я предал их обоих, попытавшись встрять между ними. Мне было стыдно, что я мог нарушить гармонию между ними, зная, как жестоко мир с ними обошелся и как много для них значило то, что они нашли друг друга. Именно это я и решил немедленно сказать Билли.