– Тю! – обиделся собеседник. – Я ему объясняю, а он тормозит, причем конкретнейшим образом. Проблемы, Геннадий Виленович?

– Так, ерунда. – Чреватых махнул рукой и наполнил все три составленные на подносе походные стопки из чистого серебра. – Задумался о всякой всячине… Ты что-то про Африку рассказывал, кажется?

– Ну! Говорю, давай лучше на сахару после всех делов махнем.

– Какая еще Сахара? – напрягся Чреватых. Он успел выпить коньяк и некрасиво сморщился. – С чего тебя в пустыню потянуло?

– Пустыня? – Теперь настал черед Валеры удивляться. – Какая, на хрен, может быть пустыня, ты что? Сахара – это же охота такая. Едешь по Африке во внедорожнике и всяких там бегемотов с носорогами валишь. Друган в прошлом месяце там побывал, так он оттуда шкуру лёвы конкретного привез и этого… леопёрда, или как его там…

– Сафари, – бросил в пространство Лозинский.

– А? – Валера повернул к нему свою выпяченную челюсть.

Банкир кисло улыбнулся:

– Охота эта сафари называется.

– Слушай, какая, хрен, разница?! Сахара, сафара… Главное, оттянуться по полной программе. Папуасок поиметь. Ты когда-нибудь чернопопочку дрючил, умник?

– Мне и белых хватает, – надменно заявил Лозинский. Его ушные раковины слегка порозовели. Почему-то именно при виде обращенного к нему банкирского уха, напоминающего цветом гребешок дохлого петуха, генералу Чреватых сделалось совсем муторно. Тревога собиралась в груди обжигающим комком с привкусом желчи.

– Наш Лозя, – подмигнул Барабан генералу, – может иметь столько баб, сколько у него пальцев на обеих руках. Одновременно. Но одиннадцатую он уже не потянет.

– А ты считал? – запальчиво вступился Лозинский за свое мужское достоинство.

– Чего их считать, когда они все на виду, пальчики твои шаловливые. Ты мне вот что лучше скажи: «гайку» ты хоть во время этого дела снимаешь? Или в ней главный цимус?

– Да будет тебе известно, Валера, что я…

– Верхушка от буя. – Как всегда, когда ему пытались противоречить, Барабан начал заводиться.

– Послушай, у меня уже в печенках сидят твои шуточки, – вскипел Лозинский. – Однажды сверну все дела и уеду к такой матери. Ищи тогда себе другой банк.

– А ты себе – местечко получше. На Новодевичьем…

Чтобы не слышать этой нудной перепалки и раздражающего шороха дождевых капель по пологу над головой, Чреватых вышел под открытое небо и несколько раз вдохнул полной грудью. Стало чуточку легче, но нехорошее предчувствие продолжало будоражить нутро, как перебродивший хмель. Опасность. Она незримо витала где-то рядом, приближаясь с каждой минутой.

Откуда ее ожидать? С затянутого тучами неба? Там даже птиц по причине пасмурной погоды не наблюдалось. Ниже по склону, на берегу темного озерца, возились с кабаньими тушами прапора, которые знали свою егерскую службу гораздо лучше армейской. По обе стороны от тента, под которым закусывали сами охотники, перетаптывались два моложавых секьюрити из службы безопасности банка, захваченные Лозинским. Они не знали, куда девать руки и чем занять глаза, и выражение лиц у обоих было тоскливым, как погода.