Моя рука тянется следом, как и вопль «Диана?!», который не сорвался с губ. Сердце бьется где-то в горле, будто это я только что проделал сумасшедший трюк и съехал СТОЯ с Холма Смерти. Но я лишь смотрел — как зачарованный, как загипнотизированный, — пока юная оторва это вытворяла. Делала, блин, историю.

Вы встречали людей, которые вас поворачивают, как рычаг? Вбок, в сторону — куда раньше и не смотрели? Наверное, я бы забил на все ещё минуту назад. Тридцать секунд назад я знал, что развернусь и не поеду, что плевал на эти обряды. Но уйти теперь, когда девчонка оказалась смелее? Когда съехала на ногах, словно… словно…

Да кто так вообще делает?!

Я еще ближе подхожу к краю. Лицо обжигает студеным воздухом, ноги подкашиваются. Конца ледового спуска не видно, и Дианы не видно: ее съела потусторонняя темнота внизу.

Я не рассказывал, как лет пять назад здесь разбилась одна девушка? С тех пор число экстремалов поубавилось, и карьер с Холмом огородили, но — толку то? — на любую ограду найдется Диана с кусачками.

— Ты ей говорил, что у меня подарок? — доносится обиженный голос Валентоса.

Я сглатываю. Костер в бочке дотлевает, и к звездам вытягивается султан черного дыма. Вершину холма поедает зелено-фиолетовый полумрак, а в мыслях заевшей пластинкой крутится, как рыжие волосы взлетают к небу и растворяются в темноте. Я же не трусливее девчонки? Нет?

— Ну почему она всегда так? — раздаётся все ближе голос Валентоса.

Щеки обжигает от стыда. Я зажмуриваюсь а потом без разбега, как камушек в пропасть, падаю на ледянку и слетаю с холма. Сквозь посвист ветра меня догоняет изумленный вскрик Валентина. Сердце ухает вниз, желудок подпрыгивает. Земля выскальзывает из-под ног, попу подбрасывает и больно бьет о седушку.

— Артур?! — с искренней обидой кричит Валентос. — Я же к вам… с вами!..

На душе становится тяжело.

Я открываю глаза. Воздух свистит, ледянка свистит, и я верещу вместе с ними. От радости, от страха, от стыда перед Валентосом. От этой морозной черноты, в которую я лечу винтовочной пулей, разгоняясь все больше, все страшнее, так что ледянка бешеным зверем бьется подо мной.

Я съехал с Холма смерти.

Я это сделал.

Сон второй

Печаль не будет длиться вечно

Мне семнадцать лет.

Медленно, с глухим ревом прорастает сквозь темноту прихожая нашей квартиры. Обои в розовый цветочек исторгают белый свет — слишком нездоровый и яркий, — пока не отдают себя полностью и не выцветают в гнилые лоскуты. Из тонов остаются черный, серый, бордовый. На зеркало льется бледное сияние и очерчивает сгорбленную тень, которая тяжело дышит. Зрение никак не фокусируется, и я не понимаю, мужчина это или женщина.

Шорох.

Стон.