Этот мир оказался не таким простым, каким прикидывался.
Вилли был прав, Вольф любил драгоценные камни, ему нравилось жить в достатке. Он предпочитал, чтобы его жена носила в животике его ребенка, а не партийные документы, но и согласиться на предложение Вайскруфта было откровенной глупостью. Стоит только подписать контракт, и Мессинг уже не будет волен над собой. Очень скоро обнаружится, что помимо выступлений в казино, театрах и кабаре, ему придется выполнять кое-какие другие неприятные миссии. Ему будет не за что уважать себя. Это было ясно как день, ведь он уже лежал в гробу и мог с уверенностью, без всякой мистики, различить руны, которые вычерчивались на громадном лунном диске.
Что обещала Вольфу Мессингу Москва? Место в строю? Чувство локтя, а в перспективе возможность принять участие в грандиозном эксперименте, неизбежность которого он ощутил на собственной шкуре? Но и здесь все было не так просто. Эксперимент экспериментом, но он не мог отделаться от ощущения, что этот таинственный город только и ждал момента, чтобы изменить ему, как изменила любимая женщина. Эта мысль уверенно протаптывала дорогу, и чем глубже Вольф вникал в смутную бездну грядущего, тем откровеннее вырисовывалась незамысловатая истина: чтобы уверенно чувствовать себя в Москве, он должен совершить предательство. Изменить себе. Или себя, что по сути одно и то же.
Что Мессинг знал о России, кроме того, что там царствуют большевики, люди там равны, свободны и счастливы, а все неурядицы, моря крови – это болезни роста?
Ему не было никакого дела до большевиков, но оказаться выброшенным из Германии и не найти приюта в России было страшно. Вольфу не давали покоя голоса зовущих, каждый старался быть соблазнительным, прельщал. Страшно было поддаться им, ведь в какую сторону ни шагни, сразу угодишь в ловушку – стань таким, как я хочу. Долетел до него и слабый, тоскливый призыв Ханни. Она думала о нем, мечтала о нем.
«Где ты, Вольф? Помнишь ли обо мне, любишь ли?..»
Мессинг мысленно крикнул в ответ – помню, люблю!..
Она не услышала, она была далеко. Интересно, сможет ли Вольф отыскать Ханни в миллионном городе? Предупреждение Рейнхарда относительно подспудного намерения Вайскруфта к Мессингу не относилось. Остерегаться следует обычным людям – тем, которые шумят, которых видно. Перед Мессингом стояла другая задача – способен ли он стать невидимкой? Хватит ли у него сил превратиться в не-Мессинга?
Вольф не удержался от соблазна. Вышел из номера, спустился на первый этаж. Обозревая с площадки лестницы гостиничный холл, обнаружил двух подозрительных субъектов, читавших вечерние газеты. В двенадцатом часу ночи! Что если прикинуться мальчишкой, сопровождавшим гостей, и пройти мимо них?
Он задержал дыхание, погрузился в
Мессинг вышел на улицу, свернул за угол, перевел дух. Эксперимент завершился успешно, можно было возвращаться. С другой стороны, судя по настойчивости, с какой Вилли атаковал Вольфа, трудно представить, что на операцию выделили всего двух человек. Где же другие? Мессинг направился в проулок, осмотрел темный двор. Так и есть, вон он, субчик. Торчит у черного выхода из ресторана. Есть еще и хозяйственный пандус, куда заезжают машины, но его можно и не проверять. Все ясно.
Это называется западня!
Если Вайскруфт и научился чему-то за те годы, что они с Вольфом были знакомы, к его подчиненным это не относится. Интересно, сумеют ли они обнаружить, что Мессинг покинул номер и идет по улице? Если да, вскоре должна последовать суета, телефонные звонки, допрос персонала.
Минут двадцать Вольф торчал возле гостиницы. В гостинице властвовала предсонная тишина, гасли окна. Вывод, полезный и для Москвы: оказывается, он способен легко ускользнуть от слежки. Это был обнадеживающий итог – если люди Вайскруфта проворонили его в гостинице, как им отыскать Мессинга в огромном городе?
Это предположение следовало немедленно проверить.
Вольф двинулся в сторону рейхстага. Никто не преследовал его, в чем можно было легко убедиться. Улица, названная по имени старины Фрица (Фридриха Великого)[28], просматривалась на большое расстояние, прохожих было мало. Признать в них охотников на такую крупную дичь, как Вольф Мессинг, по меньшей мере глупо.
Мессинг ускорил шаг. Мысли Ханни долетали все отчетливее, исходили они с северо-западной стороны, из Моабита. В них не было и следа незримой червоточинки, о которой упомянул Вайскруфт. Это обнадеживало, придавало неодолимую сладость зовущему из-за реки голосу. Перебравшись через Шпрее, он, ни на минуту не теряя бдительности, двинулся по набережной. Здесь было многолюдней, и все равно никаких следов скрытой угрозы.
На набережной Мессинг подхватил подвернувшееся такси и, указав направление, более уверенно двинулся на зов. Остановил машину, когда обнаружил, что Ханни где-то рядом. Вышел из такси и, заметая следы, направился в противоположном направлении. Свернув за угол, обнаружил, что ментальный голос заметно ослабел, затем прервался. Он постоял и, убедившись, что такси скрылось из вида, двинулся в обратную сторону.
Мессингу не надо было оглядываться, бросать взор на витрины, наклоняться, чтобы завязать шнурки на ботинках. Он замечал все, что происходило на сотню шагов вокруг. Он был волен делать в этом огромном городе все, что захочет. Даже обнять Ханни.
В Моабите ночные улицы были тусклы и невеселы. Редкие ночные заведения откровенно экономили на электрическом освещении, отчего город превратился в некое подобие кладбища. Очередное падение марки вогнало горожан в уныние, редкие прохожие походили скорее на тени, машины – на катафалки.