«Но зачем?» — потребовала одурманенная часть меня. Это было чудесно — хотеть, знать, что я могла бы получить. Что всё может быть моим.

«Иллюзия», — сурово напомнила я себе. А потом я рассмеялась. Что плохого в том, чтобы время от времени создавать иллюзию? До тех пор, пока я не поняла, что это было.

Впереди тропинка раздваивалась. Налево она вела через бамбуковую чащу гигантских клубничных «Твиззлеров»¹⁴, которые никогда не входили в список моего любимого лакомства. А справа — ни больше, ни меньше — стоял пряничный домик, украшенный печеньем в форме детишек. Я надеялась, что иллюзия не настолько сильна, что это были не настоящие дети. Нет, решила я, проверяя свой собственный мощный инстинкт, который не смогло разрушить даже вызванное Уриэлем счастье. Здесь не было детей ни в каком виде, ни в какой форме.

Я оглянулась. Михаил ещё больше отстал, и меня поразила злая мысль. Я могу застать его врасплох, прыгнуть на него, и он не сможет сопротивляться. Я проскользнула в пряничный домик и спряталась за его толстыми пикантными стенами.

Это была странная маленькая комната с большой печью и клетками размером с ребёнка, сделанными из кренделей. Я вздрогнула. Это завело фантазию слишком далеко. Если я открою духовку, найду ли я шоколадную женщину, купающуюся в пламени кукурузных конфет?

Я уже собиралась выйти, но услышала, как он зовёт меня по имени, и в его голосе прозвучала внезапная паника. Конечно, всё дело было в этом месте. В нормальном мире он никогда не позволил бы панике проявиться. «Не то чтобы мы когда-либо были вместе в нормальном мире», — напомнила я себе. Я двинулась к двери, собираясь выскочить и напугать его, но было уже поздно. Он уже исчезал в бамбуковом лесу «Твиззлера».

«Но я не люблю «Твиззлеры»», — напомнила я себе. И это был неправильный путь. Я вышла на ослепительные цвета окружающего мира, радуясь, что оказалась вдали от домика. Я должна пойти за ним. Я выполняла приказы и не прикасалась к соблазнительной листве и дому, но я устала, и мои ноги болели, и другие части тела тоже изнывали. Прошлой ночью я почти не спала, и мы шли довольно долго. Мне бы не помешал небольшой отдых.

Я отошла от неприятного домика в лес и вошла в лес, в котором сильно пахло земляникой. Земля подо мной казалась мягкой и манящей, и я осторожно прикоснулась к ней, боясь, что если лягу, то покроюсь глазурью. Но она была упругой на ощупь — может быть, крашеный, измельчённый зефир, но, по крайней мере, он не цеплялся за меня. Я осторожно села и стала ждать, скинув новые кроссовки и потирая ноги. Никаких волдырей, видимо, таких сложностей в Кондитерском Аду не существовало. Я почувствовала, как внутри меня бурлит счастье, и попыталась вырвать его. Оно было слишком упрямо.

Это был прекрасный день, и я была влюблена. Конечно, я была счастлива.

Я откинулась на зефирный мох и уставилась в небо. Густые белые облака на ярко-синем фоне тоже напоминали зефир. Скорее всего, так оно и было. Я закрыла глаза и позволила своим чувствам говорить со мной. Я позволила своему разуму блуждать по моим ногам, которые дрожали, когда он держал их, входя в меня… моё лоно, всё ещё набухшее и чувствительное, которое сжималось от желания при одной лишь мысли о нём… мои груди, всё ещё чувствующие его прикосновения, его рот, танец его зубов… моя шея, когда я ощущала его губы, прижатые к ней и пившие из меня, когда он наполнял меня.

Возбуждение захлестнуло меня при этом воспоминании, и мои руки задрожали. Я знала, что должна что-то сделать, чтобы остановить это, но вместо этого моя рука медленно и томно скользнула по животу. По груди, щёлкнув пальцами по соскам, но прикосновение было уже не то. Одну руку я положила на шею и пальцами погладила теперь уже невидимое место, где он кормился, а другой рукой двинулась ниже, начиная скользить по бриджам, которые, по-видимому, были верхом моды в Америке середины века.

— Какого чёрта ты делаешь? — взревел Михаил, и я лениво открыла глаза, улыбаясь ему.

Он лучше справлялся с коварными последствиями этого мира. Но мне показалось, что он проигрывает битву.

— А что, по-твоему, я делаю? — радостно пробормотала я. — Переживаю прошлую ночь.

Он поймал мою руку, которая вот-вот бы скользнула под штаны, и поднял меня.

— Это эйфория, — натянуто сказал он. — Это не настоящее. Ты должна бороться с этим.

— Прошлой ночью не было никакого безумия, вызванного конфетами. И сегодня утром, — добавила я рассудительно.

— Не надо.

Я улыбнулась ему.

— Подойдите сюда, ваше Ангельское Высочество. Я хочу, чтобы меня поцеловали.