— Встань позади меня, — произнёс Михаил грубым голосом, вытаскивая пылающий меч, который он забрал у Терона.

Меч засветился в его руке, и, казалось, принадлежал ему.

— Чёрт, нет, — огрызнулась я, пытаясь бороться с жаром, который всё ещё тек по мне.

В этом Конфетном мире со мной никогда не случится ничего плохого, не так ли? Глядя на призраков, я знала, что это возможно.

— Всё в порядке, — добавила я более мягким голосом. — Если мне суждено умереть, то, по крайней мере, я умру вместе с тобой.

Он издал раздражённый звук.

— Это говорит эйфория. Виктория Беллона не собирается так легко принимать смерть.

Но я была Тори, и я больше не хотела драться. Я провела всю свою жизнь в борьбе, и единственное, что я хотела, это обвиться вокруг прекрасного тела Михаила и послать всё к чертям. Я знала, что это был эффект иллюзии Уриэля, и пыталась бороться с ним. Вздохнув, я расправила плечи и сказала:

— Если мы сражаемся, то я сражаюсь на твоей стороне.

Он зарычал, и мне захотелось рассмеяться. Очевидно, Хэппивилл не смог так уж сильно повлиять на сварливого архангела.

— Если ты так сильно меня любишь, то для разнообразия послушалась бы.

— Это не любовь, это слепое повиновение, — парировала я. — Никакая ложная эйфория не работает так хорошо.

Собственно, часть тёплого, приятного ощущения исчезла. Он был всё так же неумолимо великолепен, я всё так же неумолимо привязана к нему, но я возвращала себе некоторую перспективу.

— Мы сражаемся вместе.

Они приближались, казалось, плывя прямо над землей, и куда бы они ни двигались, пейзаж становился мёртвым и почерневшим. Теперь я видела их призрачные лица. Я ожидала ярости и зла, но пустая печаль была ещё более пугающей.

— Что это такое? — в ужасе спросила я.

— Это то, что осталось от душ, брошенных в Темноту. Уриэль не верит в краткосрочное наказание, он любит, чтобы оно было вечным. Те, кто обречён на Темноту, живут вечно, высасывая жизнь из всего, что осмеливается приблизиться.

— Отлично, — пробормотала я, моё счастливое сияние исчезало по мере их приближения. — А как мы их убьём?

— Они уже мертвы.

— Тогда как мы их остановим?