— Что случилось?!
— Это я все время была в таком виде?! — в ужасе впилась взглядом в отполированное серебряное зеркальце княгиня. — Опухшая, с потеками румян и облепленная сажей с ресниц?
— Я люблю тебя любой, Лена. Какая бы ты ни…
— Не смотри! — Жена даже ладонью прикрылась, избегая его взгляда. — Ты не должен видеть меня такой! Не смотри и уходи немедля! Уходи! За ужином увидимся, а сейчас уходи.
Егор послушался — покинул женскую половину, забрав в прихожей шапку и налатник, обогнул дом, поднялся на главное крыльцо, но в дом не вошел. После минувшей любовной схватки кровь еще горела в его жилах, телу было жарко даже в расстегнутом налатнике. Князь Заозерский сел на перила, привалившись спиной к резному столбу, обдумывая все произошедшее и наблюдая за происходящим во дворе и за воротами.
Снаружи доносился хохот девичий и мужской, громкие перекрики. Это его суровые, кровожадные ватажники катались с ледяной горки — от вала с частоколом в овраг и до реки. Да и чего еще оставалось делать зимой на Руси не обремененным хозяйством рубакам? Кино и Интернет еще не придуманы, никаких казино нет даже в проекте, телевидение заменяют скоморохи с медведями, консерватории — гусляры, заунывные, словно скрипучая береза. Вот и получается, что развлечений у мужиков — токмо с горки покататься да подраться стенка на стенку ясным вечерком, а опосля в церкви вечерню отстоять.
Ну, и еще жаловались постоянно горожане, что ватажники девок у колодцев лапают да подолы бабам задирают. Егор оправдывался, иногда откупался, ватажников журил, но изменить, понятно, ничего не мог. Что тут поделаешь? Скучно…
— О, Острожец! — встрепенулся Егор, увидев спешащего куда-то от погреба к воротам купца, кряжистого и большерукого — ни с кем не перепутать. — Эй, Михайло! А ну-ка, приятель, иди сюда!
— О, княже! — улыбнулся во все лицо, от уха до уха, Острожец. — Радость какая! Почитай, седьмицу не встречались!
После того как сдружившийся с ним атаман неожиданно выбился в князья, новгородский купец обосновался на Воже-озере всерьез, отстроившись и заведя свой торговый двор. Егор с Еленой ему потакали, не без того — но границу разумного Михайло не переходил и особо старался не досаждать. Вот и сейчас: вроде как и друг, однако шапку снял и поклонился, хоть и не очень низко, с достоинством.
— Малахай свой надень, простудишься, — посоветовал ему Егор.
— А, ничто, — отмахнулся купец, однако же шапку напялил. — Как сам, как княгиня? О чем кручинишься в одиночестве своем, в дом не идешь?
— Да вот, Михайло, появилась одна закавыка, — сказал князь. — Москву мне захватить надобно. Князя Нифонта повесить, княгине Софье уши открутить. Чего посоветуешь?
— Москву штурмом взять? — хохотнул купец. — А отчего бы сразу не Иерусалим?
— А чего я не видел в этом Иерусалиме? — пожал плечами Вожников. — Пустыня пустыней. Нищета, три двора, да Иордан шириной с ручей в овраге и цветом стоялого болота. На кой мне сдалась тамошняя голытьба?
— Ты видел Иордан? — округлились глаза купца. — Ты был в Иерусалиме?
— Не, не был. По телевизору видел, — ответил Егор, хорошо понимая, что только путает купца еще больше. — То ли дело — Москва! Там ныне, полагаю, дворов тысяч десять будет?
— Может, десять. А может, и поболее, — задумчиво почесал в затылке купец. — Но не сильно. Разор Тохтамышев еще сказывается.
«Китай-город, помнится, только в шестнадцатом веке построили», — напряг память Егор.
— Кремль в Москве, конечно, белокаменный да посады вокруг? — вслух уточнил он. — А слободы окрестные, наверное, только валом земляным и частоколом окружены?