С Куликовым я никогда не встречался, но был немало наслышан о нем. Отзывы военных о личности Куликова являлись противоречивыми. Поэтому указание начальника управления принять участие в его встрече я воспринял с интересом.
Выполняя поручение, утром 30 декабря выехал на военный аэродром в Шперенберг. Самолет Ту-134 прибыл из Москвы точно в намеченное время. Встречающие, всего пять человек, выстроились перед трапом самолета.
Куликов, одетый в зимнюю полевую форму, быстро спустился по трапу и, приняв рапорт 1-го заместителя главкома Бориса Васильевича Снеткова, подошел к строю. За руку поздоровался с членом военного совета Медниковым, командующим и членом военного совета воздушной армии, а затем со мной. Когда я представился Куликову, он взял меня, как старого знакомого, под руку, отвел в сторонку и, обращаясь на «ты», кратко сообщил о цели своего прилета, пригласил на разбор штабной тренировки и попросил принять, по возможности, меры, чтобы о его посещении ГДР не стало известно немецким друзьям, так как он накрепко связан лимитом времени и возможностью встретиться с ними не располагает.
Ранним утром 31 декабря состоялся разбор штабной тренировки. Завершился он четким, глубоким и интересным выступлением Куликова. В моем представлении именно такой уровень анализа, выводов и постановки задач должен быть у начальника Генерального штаба.
Позднее, за завтраком, Куликов держал себя просто, демократично и умно. Вспоминал интересные эпизоды из службы. Рассказал о встрече с Г.К. Жуковым в бытность командиром дивизии. Делился замыслами и планами. Мысли свои никому не навязывал, стремился всех присутствующих втянуть в живую беседу.
Процедура проводов Куликова в Шперенбер-ге была аналогична его встрече. Следуя к самолету, Виктор Георгиевич шутливо спросил у командующего воздушной армией: «Какой основной закон действует в авиации?» Видя, что командир замешкался, сам же и ответил: «Сколько самолетов взлетело, столько же должно возвратиться на землю».
Прощаясь с Куликовым, я пожелал ему от имени чекистов Группы войск счастья и успехов в наступающем Новом году. На его вопрос о моем впечатлении от разбора искренне ответил, что разбор мне понравился. На это Куликов заметил: «О результатах обязательно доложи кому следует».
Люди говорят, что первое впечатление о человеке оказывается самым верным. Мне В.Г. Куликов сразу понравился. И все же я с удивлением спрашивал себя: «Почему Виктор Георгиевич многозначительно просил кому-то доложить о разборе?», ведь встречал я его в силу служебных обязанностей, на штабной тренировке занимался вопросами безопасности и никаких фискальных, надзорных функций за ним не выполнял. Возможно, думалось, я неправильно его понял. Весьма трудно было представить, чтобы начальник Генерального штаба, человек, постоянно решающий глобальные вопросы безопасности государства, не понимал предназначение правоохранительных органов и, в частности, военной контрразведки.
Вспомнил я этот эпизод неслучайно. Знаю отдельные факты, когда командующие округами и армиями, не говоря уже о более низком звене командиров, неверно представляя деятельность органов безопасности, считают, что военная контрразведка постоянно следит за ними, перлюстрирует корреспонденцию и подслушивает телефонные переговоры. Подобное понимание задач военной контрразведки крайне упрощено и действительности не отвечает…
В 1977 году состоялись оперативно-стратегические учения под руководством министра обороны Д.Ф. Устинова. В них участвовало и командование Группой советских войск в Германии.
Учение шло по жесткому графику. Устинов находился в ГСВГ менее суток. Прибыл на самолете поздним вечером с начальником Генштаба, главкомами видов вооруженных сил и большой группой генералов и офицеров. За кратким отдыхом последовал переезд на подземный командный пункт Генштаба, где состоялось заслушивание играющих сторон, потом обед, перемещение вертолетами в Шперенберг и отлет на родину. Все в быстром и напряженном темпе, как на войне.
На подземном командном пункте участника разместились довольно плотно в тесном помещении. За небольшим столом сидел Устинов, руководивший заслушиванием, и справа от него — начальник Генштаба Н.В. Огарков.
Ранее об Устинове в военных кругах приходилось слышать разное. Толковали, что он «технарь», недостаточно компетентен в военных делах и на пост министра обороны нужен другой человек.
Та уверенность, с которой Устинов комментировал доклады генералов, выступавших в роли командующих фронтами, — а это был цвет наших вооруженных сил, — его меткие реплики и, главное, широкий государственный взгляд на проблемы обороны страны начисто опровергали ходившие о нем домыслы и кривотолки. Устинов воспринимался министром обороны не только юридически, но и фактически, полным хозяином положения дел.
Интересен сам подход Устинова к целесообразности проведения военных преобразований. На учениях впервые проигрывались предполагаемые нововведения, направленные на повышение надежности системы обороны государства и ее составной части — ПВО. Участвовавшие в учениях не были единодушны в принятии новшеств, небольшая группа военных относилась к ним сдержанно. Тогда Устинов поставил вопрос примерно так: если предлагаемые изменения в армии повысят ее мощь на 30–40 процентов, тогда игра стоит свеч, если же меньше — затевать реорганизацию не нужно, она себя не окупит.
Чем больше проходило времени, тем душнее становилось в помещении командного пункта, ощущался недостаток кислорода. Отдельные генералы, которые постарше, приустав, начали дремать. Устинов, а ему в то время уже было без малого 70, выглядел бодро и свежо. Поражала его высокая работоспособность. Сведущие товарищи мне говорили, что он спит пять-шесть часов в сутки. Наверное, в этом проявлялась крепкая закалка, полученная им в Великую Отечественную войну и в годы управления оборонной промышленностью страны.
Еще перед началом заслушивания Устинов разрешил присутствующим курить, но никто его любезностью не воспользовался. Сам же Дмитрий Федорович курил беспрерывно, одну сигарету за другой. Видно, это была старая привычка.
С момента прибытия Устинова в ГСВГ я искал возможность доложить ему оперативную обстановку, сложившуюся вокруг учений. Его помощник в звании вице-адмирала обещал мне организовать такую встречу. В ходе заслушивания играющих сторон я получил от помощника записку с просьбой сесть в вертолет министра обороны при перелете на аэродром и в пути сделать доклад. Однако обстановка изменилась таким образом, что при дальнейшей отсрочке мой доклад терял всякий смысл. Во время перерыва я подошел к Устинову и представился. Он увел меня в соседнюю комнату и в течение 10–15 минут внимательно выслушивал доклад о том, какие были проведены мероприятия по закрытию каналов утечки информации, что стало известно о проявленном интересе западных спецслужб к этим учениям и т. д. Приятно было видеть заинтересованность Устинова. Держал он себя непринужденно и спокойно, чем поощрял мою уверенность. Я чувствовал себя так, как будто бы мы были давно знакомы.
Надежно обеспечить безопасность Группы советских войск в Германии военная контрразведка могла, только тесно взаимодействуя с Министерством государственной безопасности ГДР и его подразделениями на местах. Основой взаимодействия служили договоры и соглашения, заключенные между Советским Союзом и ГДР, узы добрых отношений и многостороннего сотрудничества, связывавшие народы и государства.
Обычно вопросы, представляющие взаимный интерес, рассматривались и решались не напрямую, а при посредничестве аппарата Представительства КГБ СССР при МГБ ГДР и его офицеров связи в округах.