На нее было приятно смотреть. Мария холодными, как лед руками прикрыла пылающее лицо, и Матвей Васильев невольно залюбовался ею. Чистый воздух и мороз сделали ее привлекательной. Она искренно радовалась возвращению отца.
Скоро к решетке Александровского сада прилипли люди. Возник беспрерывный шум. Воздух задрожал от крика людей. Кто-то закричал, а кто-то заругался. Среди толпы зашныряли подозрительные субъекты, подбивая людей на безобразия. Вскоре возгласы стали жестче, крики свирепей. Кое-кто даже попытался преодолеть ограду. Но расчищавшие от снега дорожки не видели возмутителей спокойствия и не слышали несущихся из-за ограды недружелюбных выкриков.
— В Сибирь их надо отправить! Пускай на каторге поработают.
— По ним давным-давно острог плачет
На громкий шум явился дежурный офицер и потребовал, чтобы они покинули Александровский сад.
— Нам не мешают эти добрые люди, — простодушно ответил Романов.
— Я настаиваю, Николай Александрович!
Романов почувствовал, как у него вздрогнуло и потяжелело в душе.
— Хорошо, — с неудовольствием согласился Ники, и троица, склонив головы, медленными шагами покинула любимый парк.
Романов вернулся к семье с затаенной тревогой и отчаянием в душе, но встреча с семьей понемногу рассеяла его плохое настроение. Радость встречи растопила в душе чувство обиды и страшной горечи. В скором времени к нему вернутся прежняя ясность ума и самообладание, а грудь наполнится радостным счастьем и долгожданной легкостью. Семья утешила его душевные волнения. Разве может что-нибудь сравниться с тихим семейным счастьем? После встречи с семьей все его тревоги рассеялись. Он все тверже убеждался, что решение его было правильным и он принял новые изменения. И все же Ники долгое время не мог прийти в себя. Он вернулся из Могилева во многом другим.
Вечером в присутствии жены Ники безудержно разрыдался. Это были слезы отчаяния, бессилия и одиночества.
Жена подошла к мужу справа и обеими руками обняла его за плечи.
— Ники, не стоит плакать. Ты для меня важнее как муж, как отец моих детей, чем император. Прошу тебя успокойся. Не плачь, не надрывай себя. Все уладится с помощью бога, — преданно заглянув в глаза мужа, воскликнула Аликс.
Романов словно очнувшись, встряхнул головой и с благодарностью посмотрел на жену.
— Дорогая мне нужно время, чтобы залечить все раны. Мне себя не жаль, мое сердце нестерпимо болит за вас и за русский народ.
— Боже мой, как же ты жил эти дни? — в горьких слезах спросила она.
Романов, вздернув голову, вздохнул тяжким вздохом и наболевшим голосом стал говорить о том, что его мучило и беспокоило последнее время.
— В некоторые моменты мне было очень трудно. Иногда просто хотелось уйти из жизни. Но ты и дети это единственное что удерживало меня на этой Земле. Особенно невыносимо тяжело было в Пскове и Могилеве. Оба города были разукрашены красными флагами. Люди распевали революционные песни. Они нисколько не думали о том, что от их действий может пролиться много крови. Зачем они сделали революцию? Мы и без ужасных потрясений могли прийти к хорошей жизни. Я твердо уверен в этом. Моя мать не могла смотреть на все это, а я относился к этому спокойно. Полное недоумение вызывало поведения простых людей. Они, как и прежде, становились на колени, когда я на автомобиле проезжал мимо них.
У Романовой дрогнули губы, она дрожащим от волнения голосом промолвила:
— Не переживай, Ники! Мне помнится, что ты из-за меня долго раздумывал, перед тем как принять русский трон. Я восхищаюсь тобой!