“Разве никаких действий по дестабилизации верховной власти с другой стороны не было?” — молодой человек недоуменно покачал головой.

Неожиданно в вагон, поигрывая снятыми очками, ввалился недовольный Рузский. Он склонился над Шульгиным, что-то ему прошептал и тихо присел в сторонке. Император, не обратив на него никакого внимания, притушил в пепельнице папиросу. Рузский выпятил грудь и постарался быть строгим и сосредоточенным. Он сидел, вытянув шею, словно что-то выжидая.

И хотя Ники удавалось скрывать свое состояние у него напряглось все: и слух, и зрение, и каждый мускул. Его нервы оказались на пределе. Их нужно было срочно чем-нибудь успокоить. Он прикурил новую папиросу.

Гучков, опасливо поглядывая на государя, и видимо еще толком не зная, чем все может обернуться для них и насколько это будет трудно, когда придет пора действовать, продолжил говорить. Он сказал императору, что прежде, чем ему принять какое-нибудь решение, ему следует хорошо подумать и помолиться, но решить этот вопрос нужно к завтрашнему дню, потому что в Петрограде от них с нетерпением ждут известий.

Романов окинул беглым взором делегатов и, отчеканивая каждое слово, ответил, что он уже обдумывал этот вопрос и во имя блага, спокойствия и спасения России, он готов отречься от престола. А так как он не может разлучиться с Алексеем, то принял решение и за своего сына. И исходя из этого решения он желает передать престол своему брату великому князю Михаилу Александровичу и надеется, что делегаты примут его решение и поймут его отцовские чувства.

Матвей Васильев почувствовал, как его сердце вначале зашлось, потом дрогнуло, а затем вновь застучало в привычном ритме, но боль теперь уже распространилась по всему телу.

Романов возвел удивительно синие глаза на делегатов и те недоуменно переглянувшись, будто он сказал что-то неуместное, растерянно закивали тяжелыми головами. Гучков с Шульгиным не ожидали такого ответа. Заявление государя застало их врасплох. Они не знали, что им делать. Имеет ли право государь отрекаться за наследника? Но Гучков быстро пришел в себя и ответил, что делегаты охотно разделяют его отцовские чувства и готовы принять его волеизъявление.

Гучков вытер обильный пот со лба и протянул императору заготовленную бумагу.

— Мы уже подготовили акт о вашем отречении, поэтому его можно прямо сейчас оформить.

“Ники не подписывай отречение!?” — мысленно воскликнул Матвей Васильев, зная, чем все закончится, но император уже принял твердое решение, и драма семьи Романовых продолжила развиваться по наихудшему сценарию. Матвею было не подвластно изменить ход истории. Он мог только прошагать вместе с царской семьей на Голгофу.

— Я напишу свой акт, — ответил Романов и возвысил свой голос с такой силой, что депутаты, задрожав, невольно привстали.

Император удивленно приподнял брови. Гучков с Шульгиным, опустив головы, присели и опять страшно затрусили. Оказалось, что быть готовым осуществить задуманное и реализовать на деле это абсолютно разные вещи.

Императора посуровел лицом, на бледных щеках заиграл легкий румянец. Он снова посмотрел на депутатов пристальным взглядом. И хотя Романов по-прежнему говорил миролюбиво, его брови грозно сошлись на переносице.

— Но вместе с этим я должен быть уверен, что вы подумали о том, что мое отречение от престола не приведет страну к катастрофе. Вы должны хорошо осознавать, что теперь ответственность за судьбу народов России ложится на вас. Вы понимаете это?

— Я могу вас твердо заверить, что все пройдет мирно, — обмолвился Гучков, преодолев последним усилием воли робость перед бывшим царем.

— А если казаки поднимут бунт против вашей власти? — с тревогой в голосе спросил Романов, но это нисколько не поколебало Гучкова с Шульгиным.

— Мы думаем, что ничего не случится, потому что казаки полностью поддержали новую власть, — ответил Гучков, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности.

Романов выслушал его ответ с остановившимся сердцем и поблекшими глазами. Тихая тупая боль прошла прямо в сердце. Он внимательно заглянул в глаза Гучкову, что-то обдумывая, но в следующую секунду он небрежно усмехнулся.

Делегаты восприняли спокойно-рассудительный тон государя по-своему.

— Я говорю с вами как с глухими. Дальше с вами говорить бесполезно. Вы не понимаете, что своими непродуманными действиями можете ввергнуть страну в страшный хаос. Вспомните о Боге, не берите грех на душу, — подчеркнуто спокойно сказал Ники и еле-еле сдержался, чтобы не ответить резко.