С каждым часом ожидание для меня превращалось в пытку. Ощущение того, что мы не успеваем, стало практически осязаемым, и спустя девятнадцать часов после начала катаклизма я не выдержал, отдав команду на выдвижение.

Встав около каменных дверей выхода из Логова, я пафосно упёр одну из лап в бок и второй указал в сторону темнеющегося провала: «Пора! Седлайте коней, мы выступаем!!!

На секунду весь муравейник замер и, повернув голову, все его обитатели уставились на меня, стараясь понять, что приказал Повелитель.

– Это чего он? – в тишине басовитый голос Рыжика разнёсся по всему Логову.

– Да… забей, – так же тихо, что его расслышал практически каждый прихвостень, ответил ему Мозг. – Повелитель чуть-чуть нервничает. Вот его тоже и того… накрыло.

Протяжное «а-а-а-а», раздавшееся в ответ, послужило сигналом для всех, и, проигнорировав меня, все присутствующие на этих развалинах Помпеи вернулись к своим делам.

Мне потребовалась минута, чтобы осознать, что мои последователи дорожат собранными крохами скарба намного больше своих жизней. Что последовало за этим, даже мне самому было стыдно вспоминать. Меня прорвало. Я бросался к тому, до кого мог дотянуться, и, изрыгая матросский мат, казарменные напутствия, угрозы, тумаки и вселенскую скорбь на тупость подчинённых, буквально выкидывал их за дверь.

Спустя пяток улетевших в стену и потолок прихвостней, от удара об последние превратившихся в неаппетитные кляксы, подчинённые заволновались и наконец сообразили, что эвакуироваться надо немедленно.

Бросив всё, Обозники принялись заканчивать погрузку и, запихав в себя и даже обвешавшись, как ишаки, пожитками, споро покидали Логово. Бойцы-Пещерники, прихвостни и даже мои приближённые вскоре отправились вслед уходящим.

Ещё практически час потребовался на полную загрузку всех, кого только можно было загрузить, и наконец последним бывшее пристанище, Пещеру, в которой я организовал свой дом, своё Логово, – покидал я сам. Это было настолько символично, что, постояв пару секунд в молчании, я не нашёл слов и, просто молча обернувшись, угрюмо покинул её.

Видимо, наши сборы были оценены по достоинству, и нам дали целых шесть дополнительных часов на более или менее спокойную дорогу. Я уже начал раздумывать над тем, чтобы вернуться, как грянуло.

Пол туннеля, по которому тянулась наша вереница погорельцев, начала трясти мелкая дрожь. Стены, словно повторяя движения взбесившегося пола, пошли трещинами, а присоединившийся к ним потолок начал осыпать наши головы мелкими камушками.

Не сговариваясь и без понуканий, вся колонна в едином порыве бросилась вперёд. Спустя считанные секунды мы набрали крейсерскую скорость и не снижали её почти целый час. Отмахав почти сорок километров, мы, судя по всему, перешли некий рубикон – дрожь земли снизилась на порядок, вечно падающие на нас куски камня с потолка превратились в лёгкий песочек, а спустя десяток километров – в лёгкую позёмку.

Я отдал команду сбавить скорость, так как в таком темпе скоро Обозники просто свалятся с ног, и риск потерять всё и всех значительно увеличится.

В таком темпе мы двигались весь следующий день, что позволило нам удалиться практически на сотню километров от Логова. Трясти перестало почти полностью, лишь небольшие толчки изредка заставляли моё сердце сжиматься. Но проходила минута, и твердь снова приходила в покой.

– Повелитель, – поравнялся со мной Рыжик, – я могу обратиться к вам с вопросом?

Моё раздражение в который раз выплеснулось наружу.

– Можешь, – прошипел я, при этом стараясь не смотреть на него.

– Повелитель. Окружающие массы пород пришли в стабильное состояние, – начал он почтительно. – Я взял на себя смелость изменить походный ордер и выслать вперёд дозор.

– Ну и молодец… – в той же манере ответил я ему.