Огненные столбы один за другим стали вырастать над буровой, земля вздрогнула, и Йоля ухватилась за край крыши, чтобы не скатиться. Взрывы слились в один гудящий рев, а над буровой медленно вознесся сноп пламени, он поглотил вышку с факелом, вмиг осветил округу, на верхушке его заклубилось, расцветая слепящим огнем, круглое облако, как шляпка гриба. Там все тряслось и гремело, отголоски этой дрожи долетали и сюда.
Упершись ладонями в дрожащую крышу кабины, Йоля уставилась на усадьбу. Там замелькали огоньки в темных окнах, раздались крики. Потом огни стали ярче, прожекторы на вышках принялись обшаривать лучами пустырь перед оградой. Взревели моторы, створки ворот поползли в стороны; там, за ними, уже были видны движущиеся огни фар, мелькали фигурки вооруженных охранников.
Девушка сползла с крыши, поставила ногу на приоткрытую дверцу… ну, вот-вот…
Мажуга притаился в тени у самых ворот. Над порталом нависла площадка для стрелков, прикрытая наваренными стальными листами; с наружной стороны ее щетинились острые штыри, обращенные под углом вниз, так что ни лестницу приставить, ни по веревке вскарабкаться. Зато эта площадка, похожая на узкий балкон, отбрасывала достаточно тени, чтобы укрыться и оставаться вне поля зрения охраны. Там и ждал Ржавый. Когда бомбы Самохи стали рваться на буровой, он приготовился действовать. Как всегда в такие мгновения, отчаянно захотелось курить и — как всегда в такие мгновения — курить было нельзя. Вот закричали охранники, по рифленому стальному листу над головой протопали тяжелые шаги, люди Астаха указывали друг другу на зарево над Шебелинкой и орали о нападении. Прожекторы пришли в движение, лучи обшарили дорогу перед воротами, позади ограды взревели моторы, створки задрожали — с внутренней стороны из скоб вытаскивали тяжелый засов, — потом пошли в стороны.
«Не обмани меня, Астах, — мысленно попросил Мажуга, — ты же трусливая сволочь, ты нанял бандитов, чтобы напасть на мою ферму, ты боялся обделать это сам, ну так и теперь оставайся дома, не езди на буровую. Не езди, там и без тебя разберутся. А ты отправь охрану на пожар, да и сиди здесь, волнуйся, жди сообщения, ногти грызи от непокоя, а?»
Створки распахнулись, и сендеры с вооруженной охраной покатили наружу. Люди Астаха уже в машинах торопливо застегивались, щелкали ремнями, приклады стучали о пол.
Когда они, гремя, проезжали в створ ворот, Игнаш вогнал приготовленный заранее клин в щель между створкой и стойкой. Звук вышел громкий, но самоходы с охраной шумели куда сильней. Свет фар метался по пустоши перед воротами, тяжелые машины выезжали со двора… Мажуга считал — не для дела, просто так, чтобы чем-то занять себя. С этой бандой драться он не собирался. Пять самоходов, если в каждом хотя бы три человека — уже полтора десятка стволов. Пусть проваливают. Жаль, не было возможности подготовиться и разузнать, сколько людей сейчас у Астаха в усадьбе живет. Человек восемь здесь останется, не меньше… Не так и много. Четверо на угловых вышках с прожекторами, двое будут у ворот, чтобы запереть, когда колонна проедет. Пожалуй, еще несколько в доме.
Вот колонна миновала ворота, Мажуга проводил взглядом подпрыгивающие столбы света фар. Совсем рядом охранник произнес:
— Ну что, давай?
— Ага, чего ждать, — отозвался другой.
Створка зашевелилась, человек Астаха тянул ее, но никак не мог сдвинуть. Над головой снова загрохотали шаги — значит, наверху тоже кто-то стоит.
— Ну чего вы там возитесь? — крикнули сверху. — Фадюха, чё возишься?
— Да вот… чё-то… не идеть чё-то… застряла, гадюка! Я щас!
Мажуга поднял кольт.
— Э, а чё это тут? — Фадюха заметил клин.
В щели между створкой и косяком возникло удивленное лицо, Игнаш выстрелил и, не глядя, как человек заваливается, метнулся, огибая створку, во двор. За холмом взревел мотор. «Молодец, Йоля!» — успел подумать Мажуга. Он увидел второго охранника — тот, закончив со своей створкой, как раз шел помочь напарнику. Еще выстрел, тоже в лоб — и Мажуга прыгнул, в полете переворачиваясь. Свалился на спину, вскидывая кольт, и встретился взглядом с тем, кто стоял наверху. Охранник перегнулся через перила и, услыхав выстрелы, потянул из-за плеча ружье. Мажуга крепко хрястнулся спиной, зато когда упал, кольт смотрел точно между глаз охранника. Бам! Мажуга откатился в сторону — и вовремя. Украшенный стальными бивнями бампер вломился в ворота, выгнул и смял створку, которую успели затворить. Самоход проволок скомканный лист железа по двору, взрыхляя утоптанную землю, и замер.
Часовые на двух ближайших вышках развернули прожекторы. И почти сразу затрещали винтовочные выстрелы. Мажуга бросился бегом вдоль забора, надеясь, что, пока парни на вышках лупят по самоходу, его не заметят. Не вышло — при следующем выстреле пуля высекла искру из камня стены, вдоль которой он бежал. Мажуга вскинул руки, прикрывая голову. Следующая пуля попала в грудь, отшвырнула на шаг. Но куртка, подбитая панцирными пластинами, выдержала удар. Игнаш побежал скорей, влетел под настил и трижды выстрелил из кольта. Над головой закричал раненый охранник. Щели между досками настила, до того ярко освещенные, закрыла тень. Мажуга выронил разряженный кольт, рванул из-за плеча карабин. Тень сжалась, раненый приподнялся, но выстрел из карабина снова опрокинул его на доски. Мажуга присел в тени у подножия вышки и торопливо зарядил кольт. Сверху ему на голову закапало теплое, он чуть подвинулся. Выстрелы перед фасадом здания гремели непрерывно. Потом Игнаш увидел, как с дальней вышки слезает часовой. Конечно, охранники не сообразили, что кто-то уже проник во двор, и поливали свинцом замерший перед входом в дом самоход.
Мажуга ждал, что часовой, покинувший прожектор, пробежит мимо, но тот пустился в обход здания с другой стороны. Наверху, где-то далеко, с треском распахнулось окно. Теперь стреляли и сверху. Некроз бы их взял, крыша кабины хлипкая, может не удержать пулю на таком расстоянии.
Мажуга бросился к стене дома, прижался к холодным камням и замер. Над ним было окно, вокруг — никого. Конечно, все увлечены стрельбой по неподвижному самоходу. Он прислонил к стене карабин, подпрыгнул, ухватился за карниз, забросил ногу, подтянулся и всем телом ударил в окно, затянутое ползуньей шкурой. Рама хрустнула, Игнаш, окутанный лохмотьями шкуры, ввалился внутрь и упал на мягкое. Тут же перекатился, вскидывая кольт, но никого в темной комнате не было. Чулан, заполненный каким-то хламом, повезло. Да и свалился удачно — на груду старья. Какие-то тряпки, прелая одежда…
Игнаш пересек чулан, толкнул дверь и прислушался. Наверху орали: