— А зачем тебе жить? — Мажуга поднял кольт.

Потом, не слушая женского воя из-за двери, побрел к грузовику. Отъехали от фермы, крик и плач остались позади.

Мажуга остановил самоход. Йоля потрогала его за плечо:

— Игнаш! Игнаш, ты это… ты обдумай сперва, хорошо? Ты же можешь, ты всегда наперед продумываешь…

— Думаю.

Из кузова, пыхтя, выбрался Самоха, подошел к кабине и уставился снизу вверх:

— Ржавый, чего делать будешь? Может, погодим маленько, в Харькове я цеховым все обскажу, как с тобой вышло, мы поможем, а?

— Нет, толстяк, ваш цех из-за меня заказ потеряет, трубы эти самые. Не станете вы мне помогать. Я уж сам.

— Ну хоть давай знаешь чего? Трубы — некроз с ними, с трубами, а я тебе помогу все же. Хочешь, найду парней надежных, оружия раздобуду? — Самоха, горячась, заговорил скорей. — Я даже пушку могу тебе тайком спроворить, то есть из города вывезу, а? Только не глупи! Мы ж от дикарей отбились, из пустыни ушли, ты помнишь? И что ж теперь, после всего — сдохнуть? Давай, погоди…

— Нет, Самоха, нельзя мне годить. Завтра вся Пустошь будет знать, что я живой вернулся. Ночью, сейчас вот прям, и нужно все начать. И закончить. У Астаха дом крепкий, к нему так вот просто в ворота не вкатишь… Что-то нужно… Времени маловато, жаль.

— Ну, тогда, — медленно начал Самоха, — я тебе скажу. Что Астах сделает, ежели его газовое хозяйство сгорит, а? Вот прям сейчас, как ты говоришь?

— Ну и как оно сгорит?

— Помнишь, ты нас на подпольный цех навел? Я могу такую штуку, чтобы бомбами кидалась, соорудить. Пока ехали, я в кузове уже и железяк набрал подходящих. Там чего только нет! Настоящий холмовейник, всего эти уроды натащили. И труба подходящая есть, и пружина.

Мажуга задумался.

— Времени маловато. Ночь-то не вечная.

— А я быстро, ты только погоди! Я ж пушкарь, я управлюсь! — Самоха, не дожидаясь ответа, полез в кузов и тут же загремел там железяками.

Закончил он в самом деле скоренько и предъявил Ржавому неуклюжее сооружение:

— Вот! Казенная часть, конечно, слабовата, хотя я ее проволокой и примотал. Ну, хоть пару выстрелов продержится! Кое-какие идейки я тут испробую, давно собирался! — Толстяк говорил с воодушевлением; наконец-то, после всех мытарств, старый оружейник занялся любимым пушкарским делом. — Теперь дело за бомбами, тут у нас похуже. А ну, девка, бегом в кузов, живей, живей! Я тебе покажу, куда порох из зарядов высыпать. Жаль, маловат калибр у тех ружей, что от кетчеров остались, придется их все распотрошить. Ну, чего ждешь? Бегом пошла! А я пока запалами займусь.

Мажуга пересчитал патроны — маловато. Если только удастся прихватить что-нибудь уже на месте… Но разве он в прежние времена о таком горевал? Дюжина патронов к кольту имеется, для начала уже хорошо. Да карабин, к нему больше десятка патронов, да «беретта»… Нет, «беретту» он не возьмет. Он бы и Йолю не брал с собой, но ведь не отвяжется, заноза. Заноза… Вот же какая судьба, связала их и впрямь посильней стальной цепи. Надолго связала, навсегда… Он задумался, перекатывая в кулаке патроны, потом вспомнил, что нужно Самохе хоть два слова сказать — мол, молодец, пушкарь, из всего оружие можешь сделать, ты, мол, хозяин оружию, власть над ним имеешь… Да так и не сказал, запутался в мыслях. Одно лишь знал точно: как только начнется схватка, лишние мысли сами сгинут, растворятся — значит, начать нужно скорей.