– Что значит, ты им еще не сказал? – Я расхаживала, запыхавшись после подъема на пятый этаж, по скудно меблированной квартире, которую нашла для нас в Верхнем Вест-Сайде. Я выбрала ее потому, что у меня было представление, какая первая квартира должна быть у такой пары, как мы: внутреннее и внешнее пространство, кирпичные стены, крошечная, но исправная кухня и шкаф, достаточно большой, чтобы вместить одежду, по большей части мою и немного его. Я только что вернулась из «Jekyll and Hyde», тематического бара в Вест-Виллидж, где обслуживала столики, и очень разозлилась, не веря тому, что сейчас услышала.
– Сказать им это не так-то просто, – ответил он. Его голос звучал напряженно и слегка торопливо. Я слышала звуки итальянской улицы – рев мотороллеров и сирены «Скорой помощи» в отдалении.
Был поздний ноябрь. На секунду я представила себе каштаны, которые жарятся на стальных подносах, И людей, потягивающих горячий шоколад на Пьяцца делла Синьориа. Но потом важность того, что он говорил, вернула меня обратно.
– Конечно, не так просто. Мы собираемся вместе жить. В Америке! Я думаю, ты должен их предупредить. – Я делала все, что в моих силах, чтобы поддержать его, но его отношение к данному вопросу вызывало у меня нетерпение.
– Я скажу, я скажу! – ответил он.
– Саро, ты уезжаешь через два дня!
– Я это знаю. Мне просто нужно придумать, как преподнести эти новости. Они будут безутешны. Они решат, что никогда больше меня не увидят.
– Что? Почему вдруг они станут так думать?
– Потому что в их понимании люди, покидающие Сицилию, никогда больше не возвращаются обратно. Жить в Америке – значит забыть родной дом. – Я слышала в его голосе нотки беспокойства.
– Это лишено всякого смысла. Ты можешь прилететь обратно на Сицилию в любое время, когда захочешь. – К тому времени я уже сняла свою черную рабочую футболку и стояла в одном лифчике, глядя в окно на террасы квартир на 91-й улице, не волнуясь о том, увидит ли меня кто-нибудь. – У тебя же есть в Буффало дядя, и ты говоришь мне, что он никогда не приезжает на Сицилию?
– Может, раз в несколько лет. Но его жизнь – она в Америке, его семья тоже. Сицилия – это его прошлое. Это место, которое можно посетить, а не место, где можно остаться.
У нас было разное понимание мобильности. Я летала на самолетах с тех пор, как мне исполнилось десять. Однако Саро впервые отправился в полноценное путешествие на корабле – в Соединенные Штаты, это был трансатлантический лайнер с названием «SS Michelangelo». Эта дорога заняла три недели, проведенные в каюте третьего класса. На самолет он впервые сел, когда его семья возвращалась на Сицилию. И хотя он прилетал ко мне в Штаты несколько раз, он, похоже, пытался объяснить мне, что поездка обратно на Сицилию в этот раз будет несколько иной, если не буквально, то как минимум эмоционально.
Я продолжала давить:
– Ладно, хорошо. Просто пообещай им, что ты приедешь. И все.
– Это не так просто. Я не собираюсь возвращаться до тех пор, пока не смогу взять тебя с собой. А это будет не скоро. Кто знает, что может произойти за это время?
– Подожди, ты сейчас о чем? – Он впервые говорил то, что до сих пор оставалось невысказанным. За два года, что мы были вместе, мы никогда не обсуждали мою встречу с его родителями. Мы были настолько заняты, пытаясь сохранить отношения на таком расстоянии – покупая билеты в Штаты и обратно в Италию, – что мысль о поездке на Сицилию никогда толком не приходила мне в голову.
– Я о том, что не посвящаю в свою личную жизнь родителей. Я научился этому с Валентиной.
Валентина была его бывшей девушкой. Они встречались пять лет, прежде чем она увлеклась буддизмом и, собрав свои вещи, переехала, пока он был на работе. Валентина была кодовым словом для «провальных взаимоотношений».
– Чему именно ты «научился» с Валентиной?
– Тому, что мои родители не одобряют отношения между людьми разных культур. Можем мы об этом поговорить позже, например когда я уже приеду? – Он был готов прекратить этот разговор.