На третий день Ветка неожиданно засобиралась домой. Марина не особенно возражала, а Хохол так вообще не мог скрыть радости. Коваль не стала предлагать подруге помощь в покупке билетов, не желая ставить ведьму в затруднительное положение, раз уж та никак не хотела говорить, где они теперь живут.

– В аэропорт я тебя не повезу – уж прости, дела у меня, – сказала она, когда Ветка сообщила, что билет готов.

– Да, конечно, я такси вызову, – согласно кивнула Виола, с благодарностью взглянув на Марину.

– Вот и отлично. Больше ничего сказать не хочешь? Кроме того, что сказала?

Ветка помолчала, думая о чем-то. Марина села в большое кресло, закинула ногу на ногу и закурила, придвинув к себе пепельницу. Виола вдруг начала прогуливаться по гостиной туда-сюда и сосредоточенно тереть пальцами виски. Коваль насторожилась – это не было очень уж хорошим знаком, обычно после таких вот «забегов» ведьма выдавала какое-нибудь очередное пророчество, причем не всегда благоприятное. Не то чтобы Марина в это верила, но осадок оставался. Сейчас сердце у нее глухо забилось, и это означало только одно – Ветка ничего хорошего не скажет. Внезапно она остановилась прямо перед креслом, в котором сидела Коваль, и тихо пробормотала:

– Ты решишь свои проблемы. Тебе поможет тот, на кого ты даже не думаешь. Для Гришки это плохо, а для тебя хорошо. Ты сбросишь груз, который на тебя давит. Но будет горе.

Выдав это, Ветка вдруг опустилась на пол, осела, как будто ее перестали держать ноги. Марина хорошо знала – сейчас ее не надо трогать, а особенно не надо смотреть в глаза. В такие моменты из прозрачно-голубых они становились почти черными, а белки наливались кровью – не самое приятное зрелище. Прошло минут десять, и Ветка стала дышать ровнее, подняла руку и поправила волосы, потрогала лоб.

– Ох, как же стало тяжело с этим… – пробормотала она. – Чем старше делаюсь, тем труднее…

– Может, пора на пенсию? – насмешливо поинтересовалась Марина.

– И рада бы я – да не отпускают! – огрызнулась Ветка, поднимаясь с пола и усаживаясь в кресло. – Ты что же думаешь, это так интересно и приятно – чужие мысли слышать и видеть чужое будущее? Это тяжело даже не морально уже, а просто физически – ты же видишь, что со мной.

– Да верю я, что ты кричишь-то, – примирительно сказала Марина, и Ветка вымученно улыбнулась:

– Я знаю… просто очень раздражает, когда ты таким тоном…

– Ну, все-все, не обижайся, ты ведь знаешь, что я иной раз тоже перегибаю.

Она встала и подошла к Ветке, обняла, нагнувшись, за шею. От кожи ведьмы исходил какой-то незнакомый, тяжелый восточный аромат – прежде Марина не замечала за ней любви к таким запахам. В этом было что-то странное.

– Что – не в койку, так хоть просто пообжиматься? – загремел в дверях голос Хохла.

Марина разогнулась, медленно повернулась к мужу и поинтересовалась:

– Что ты имел в виду? То, что я обняла подругу? Еще вечером я тебе говорила – меня утомляет твоя ревность.

– Джек, ты зря… – Ветка тоже поднялась из кресла и встала рядом с Мариной. – Я тебе клянусь – у нас давно ничего нет.

Хохол, сжав кулаки, переводил взгляд с одной женщины на другую. Он хотел верить им и не мог. Не мог, помня о том, что было между ними раньше и сколько раз он заставал их в постели. Он все мог простить Марине – но почему-то никак не мог понять эту связь, эту близость. Ему казалось, что Коваль делает это нарочно, чтобы позлить его. Но сейчас что-то подсказывало ему, что он не прав и действительно ничего между Мариной и Веткой нет. Хохол молча развернулся и ушел. Коваль как ни в чем не бывало повернулась к Виоле:

– Извелся совсем. И ведь повода нет. А представляешь, что было бы, если б ему этот повод дать?