А «полячишке» только минуло 16 лет. Подросток, с неокрепшей психикой, по которой словно кувалдой молотили жуткие стрессы: арест, суд, издевательства, переход по этапу в Сибирь, изнуряющие батальонные будни… Вдобавок пришло трагическое известие из дома – умер отец. Разумеется, никто солдатика на похороны и не думал отпускать. Много чести заговорщику…

Бух уверял, что в Оренбургском крае Ян «всегда жил беззаботно и ни в чем себе не отказывал», что родители его, имея «хорошие средства», всем его обеспечивали[70]. Насколько это соответствовало действительности? Виткевич не был лишен родительской поддержки, но ее размеры варьировались в зависимости от конкретной ситуации и характера отношений «государственного преступника» с семьей, весьма, надо сказать, изменчивых. Оптимистичное и, пожалуй, некоторым образом завистливое утверждение Буха далеко не во всем подтверждается документальными свидетельствами.

Константин Андреевич не был свидетелем того, что пришлось пережить его другу сразу после прибытия в Орск. Тогда Яну отчаянно хотелось хоть у кого-то найти поддержку, защиту, услышать доброе слово. Наверное, поэтому он с таким доверием отнесся к командиру Орского батальона подполковнику Александру Андреевичу Яновскому, который вроде бы сжалился над пареньком и взялся облегчить его участь.

Ян донельзя обрадовался тому, что старший офицер (да еще какой, самый главный в Орске!) проникся его проблемами, проявил сострадание. Но вскоре выяснилось, что надежды зряшные. Расположение Яновского обернулось для Виткевича еще одним тяжелым испытанием.

Обыкновенно историки и литераторы если и вспоминают о Яновском, то как об исключительно порядочном человеке, который помог ссыльному вынести тяготы солдатского существования. Примерно так рассказывает в «Дипломатическом агенте» Юлиан Семенов – мол, благородный, добрый и интеллигентный наставник, да еще сочувствовавший «борцам за свободу». Встречались же такие среди царских держиморд!

Батальонный командир приветил юношу, поселил у себя в доме, вел с ним умные беседы, в том числе на французском и английском языках. Более того, как уверял писатель, подполковник способствовал тайной переписке Яна с другими вольнодумцами, с декабристами, а еще прикрывал его побег! Будто бы Виткевич бежал в Бухару, где уже тогда (то есть не позднее 1829 года, к концу которого Яновскому пришлось покинуть Орск) он столкнулся с английским разведчиком и путешественником Александром Бернсом. Будто бы Яновский обманывал прибывшего из Тобольска жандармского полковника Маслова, говорил, что понадобившийся ему солдат заболел холерой и находится на излечении в лазарете. Поэтому, когда Ян вернулся (в Бухаре все как-то не задалось), то смог без проблем возобновить службу в батальоне. И так они после этого сдружились с Яновским, что при расставании чуть ли не рыдали.

Вся эта история – плод воображения литератора. Виткевич о побеге в те годы, если и помышлял (какой ссыльный или заключенный о нем не помышляет), то по-настоящему к нему не готовился, возможности для этого у него появятся позже. Вдобавок юноша был безумно влюблен в супругу подполковника, Анну Яновскую, и для него это являлось серьезное причиной не покидать Орск.

В Бухаре Виткевич впервые оказался только через несколько лет, и нет никаких доказательств тому, что виделся там с Бернсом. Теоретически такое могло случиться (англичанин наведался в Бухару в 1832 году), однако еще раз повторим: ничем не подтверждается, что тогда же там появился Ян. Документально необоснованны и предположения о том, что подполковник Яновский преступал закон, выгораживал своего солдата, помогал его сношениям с декабристами и пр.

С романиста какой спрос – он имеет право на вымысел, но не следует воспринимать придуманное им как нечто имевшее место в действительности. Однако такое случается, особенно если романист талантлив. Вот и Евсевицкий, попав под влияние умелой прозы, расхваливал Яновского[71], хотя имел доступ к архивным материалам, говорившим не в пользу этого офицера.

В двух случаях Семенов не погрешил против истины.

Во-первых, описывая нежное чувство, которое сблизило юного солдата и двадцатилетнюю Анну Михайловну Яновскую. Отмечаем это с такой уверенностью, поскольку сохранились свидетельства современников о любовной интриге Виткевича. Зан упоминал сей факт в одном из писем Мицкевичу, а Бух – в своих воспоминаниях[72].

Константин Андреевич писал, что Виткевич, обладая привлекательной наружностью, приглянулся молодой жене командира батальона, стал частым гостем в доме Яновских и вскоре снял там комнату. «Достаточный и очень красивый при том мальчик понравился молодой жене батальонного командира, и она приютила его у себя в доме, находя, вероятно, небезвыгодно иметь такого постояльца»[73].

На то, что Ян был хорош собой, обращали внимание многие из тех, кто его знал, не только русские, но и персы и афганцы. С некоторыми высказываниями на этот счет мы еще познакомимся. Не удивительно, что женщинам Виткевич нравился, и Анна Яновская, по всей видимости, стала его первым романтическим увлечением. Впрочем, омраченным мало приятными «привходящими обстоятельствами».

Бух приехал в Оренбургский край в 1833 году, когда сердечная привязанность Виткевича стала уже делом прошлого, но, подчеркнем, недавнего прошлого, причем достаточно скандального. Слухи о разыгравшихся в Орске событиях в 1828–1829 годах гуляли по всему Оренбуржью, охочие до сплетен провинциалы с наслаждением перемывали косточки участникам этих событий, и вряд ли за несколько лет все быльем поросло. Наверняка Бух многого наслушался от любителей посудачить. Да и Виткевич мог с ним кое-чем поделиться.

Во-вторых, Семенов не выдумывал, когда писал, что Яновский был мил с Виткевичем. Верно, мил. Но не только по доброте душевной.

Обратим внимание на то, как Бух охарактеризовал Виткевича: «достаточный и очень красивый при том мальчик».

Ключевое слово здесь «достаточный», то есть с достатком, состоятельный, и на это могли обратить внимание оба супруга Яновские. Деньги Виткевичу присылали по местным меркам немалые, отчего было этим не воспользоваться? Паренек юный, неопытный в житейских делах, и обвести его вокруг пальца было не так-то сложно.

В 1828 году III Отделение собственной его императорского величества канцелярии сформировало следственное дело, озаглавленное следующим образом: «О поступках рядового Орского гарнизонного батальона Виткевича и командира оного батальона подполковника Яновского, подозреваемых в стачке между собой для того, чтобы выманить деньги у матери Виткевича»[74]. В «стачке», то есть в сговоре. Из документов этого дела, которое хранится в ГА РФ, явствует, что Александр Андреевич альтруистом не был и руководствовался корыстолюбивыми интересами.

Скорее всего, он изначально намеревался, воспользовавшись наивностью юноши, поживиться за его счет. Выяснил, что тот принадлежал к семье пусть не особенно богатой, но с достатком и имел право на некоторую недвижимость и денежные средства. Отец отписал детям половину всего своего имущества, на часть которого мог претендовать Ян. А по завещанию бабушки он становился обладателем солидного капитала в 30 тысяч рублей золотом.

Ничего удивительного в том, что Виткевич нуждался в деньгах – чтобы покупать нормальную еду, платить за жилье и вообще, скрасить свое убогое существование. Но деньги шли не только на это…