— Утомила меня эта красна девица, — выдохнул Вячеслав, наблюдая за эмоциональными метаниями гуорка.
— Что — «или»? — заорал он.
— Амме хотел побыстрее начать игры. Он предлагал организовать их между вашими народами, — прошептал подрагивающий гуорк. — Первые внутривидовые игры. Думаю, он для этого мог вмешаться в вашу историю.
— Деловой парень. Наверняка уже и рекламную компанию подготовил, — возмутился Вячеслав.
— Мог? — спросил Дмитрий. — Или вмешивался?
— Это страшное преступление — вмешаться, — едва слышно произнес Русса. — Потому, если было так, то он постарается уничтожить следы своего вмешательства.
— Мы думаем, что твой дружок вместе со следами исторической правки, решил уничтожить и нас — людей, — завопил Вячеслав, плеснув в сторону угасающего плазмоида струей раскаленной материи. — Не смей выключаться, хлюпик!
— Я не хлюпик. Я первый больной среди гуорков, — застонал Русса.
— Заразился от вас, — добавил он укоризненно.
— Похоже, я знаю, как зовут твою болезнь, — рыкнул Вячеслав, пристально разглядывая гуорка. — Совесть!
— У нас нет совесть, — возразил тот серьезно. — Мы практичный народ.
В голове Потёмкина замелькали яркие образы, выстраиваясь в законченный видеоряд: маленький щенок, стоящий на двух лапах перед человеком, выпрашивает вкусности. Падая на бок, притворяется мертвым. Подпрыгивая, ловит кусочки, летящие с руки хозяина. Это Пугачёв демонстрировал ему свою мысль.
— Не думаю, — ответил он на мыследему вслух. — Они питаются энергией, а её здесь через край. Может, ты и прав насчет совести, вот только в эмоциональную сферу я не ходок, проверить не смогу.
Громкий хлопок прервал разговор друзей. Ослепительный росчерк разрезал атмосферу, заканчиваясь яркой вспышкой, на месте которой через секунду появился подрагивающий от переизбытка энергии плазмоид.
— Я принес вам решение совета админов, — торжественно произнёс он, вспыхивая холодным огнём и высокомерно раздуваясь. — Одна игра!
— Что наша жизнь? Игра! — пропел Тромб, закончив приготовления к походу по внешней сети.
В начале своего становления усложняющийся разум много времени посвятил просмотру кабельного телевидения. Боец надеялся таким образом приблизиться к человечеству, лучше понять внутренний мир людей.
Как оказалось позднее, великого знания человеческой натуры телевизионные программы дать не могли. В кабельные сети выплёскивалась информация, переполненная эмоциями и противоречащая здравому смыслу.
Тромб и сейчас помнит то удивление, которое охватило его после многочасового просмотра цифровых каналов — когда суммируя полученную информацию, он понял, что ничего нового о своих создателях не узнал.
Ничего нового за исключением песен. Они показались ему тогда закодированными эмоциональными посланиями. Содержимое большинства из них и до сих пор осталось для Тромба непонятым.