Теперь поговорим о скандинавской поэзии эпохи викингов, которую по форме и содержанию можно разделить на три группы: рунические стихи, эддические стихи и скальдические стихи. Рунические стихи – это образцы скандинавской поэзии, запечатленные на рунических камнях и в некоторых других надписях. Образцы этой поэзии можно встретить повсюду в Скандинавии и в особенности в Швеции. Почти все они датируются приблизительно 970-1100-ми годами. Это, как правило, краткие хвалебные стихи в память об именитых людях, отличающиеся простым размером и легко доступные для понимания. Так, на камне из Хеллестада в Сконе, относящемся примерно к 1000 году, стихи предваряет традиционная фраза: «Эскиль воздвиг этот камень в память о Токе, сыне Горма, своем славном предводителе». Далее следуют стихи:

Большинство рунических стихов по ритмике и стилю, но не по содержанию, напоминают эддические стихи, которые обычно повествуют об общегерманских или скандинавских героях древности или о скандинавских языческих богах. Эти стихи сохранились в немногочисленных рукописях, записанных в Исландии в 1200-1300-х годах. Авторы их неизвестны, и установить, когда они были созданы, в эпоху викингов или позднее, не представляется возможным. Их происхождение неизвестно. Вместе с тем смысл многих изображений, относящихся к эпохе викингов, можно установить именно с помощью эддических стихов. В первую очередь это относится к историям о Сигурде, убийце Фафнира, в которых рассказывается о мужестве и подвигах, о сокровищах и предательстве, о любви и судьбе. Сюда же можно причислить историю о рыбалке бога Тора, когда он пытался поймать на удочку Мирового змея Ёрмунганда. На этом основании можно сделать вывод, что подобные саги и мифы уже существовали в эпоху викингов. Строфика эддических стихов воспроизведена на некоторых рунических камнях. Пространная надпись на одном из рунических камней, прекрасном камне Рёкстен в Эстергётланде, Швеция, содержит строфу из стихотворения, в котором, по всей вероятности, рассказывалось о европейском герое древности, Дидрике из Берна. Основываясь на этом факте, можно утверждать, что в Скандинавии эпохи викингов существовали стихи о богах и героях древности, содержание, форма, ритмика и стиль которых были те же, что в стихах Эдды, известных нам по исландским рукописям. Кстати, именно благодаря исландским сагам, записанным в конце 1100-х годов и в 1200-е годы, до нас дошло большинство скальдических стихов. В исландских сагах пространные песни разбиты на отдельные строфы, которые вставлены в прозаическое повествование для усиления его эффекта. Поэтому зачастую трудно бывает представить себе структуру этого стихотворения в целом. Большая часть скальдической поэзии – это восхваление знаменитых конунгов и хёвдингов. Создавались стихи, по всей вероятности, не менее знаменитыми скальдами и были приурочены к определенным случаям. В противоположность эддическим стихам, стихи скальдов повествуют о современных им событиях, и нередко мы имеем возможность соотнести их с тем или другим эпизодом истории того времени. Поэтому скальдические стихи поддаются довольно точному датированию. Стихи скальдов отличают сложная метрика и особый художественный стиль, и это свидетельствует о том, что создавались они для подготовленного слушателя. Можно утверждать, что многие строфы дошли до нашего времени именно благодаря тому, что скальдическая поэзия считалась одним из наиболее изысканных видов искусства. Единственная полностью сохранившаяся строфа скальдического стихотворения, относящегося к тому времени, дошла до нас в надписи на руническом камне. Он находится в Карлеви на острове Эланд и датируется около 1000 г. Правда, не всегда мы можем провести границу между руническими, эддическими и скальдическими стихами. Необходимо отметить, что большинство сохранившихся строф существует в позднейших записях, сделанных в Исландии. Большая часть известных нам скальдических стихов также была создана в Исландии. Много таких стихов было и в Норвегии, а что касается Швеции, то в средневековых рукописях стихов эпохи викингов не сохранилось. В Дании подобного рода поэзию можно, по всей вероятности, найти в труде Саксона Грамматика «Gesta Danorum» («Деяния Данов»), относящемся приблизительно к 1200–1208 годам. Но здесь эти стихи воспроизводятся на искусной латыни, иногда в гекзаметре, и тем самым форма их полностью трансформирована. Несмотря на то что поэзия трех скандинавских стран дошла до нас не в равной степени, можно утверждать, что поэзия являлась общим фактором для всей скандинавской культуры. Содержание этой поэзии, ее форма, ритмика и язык ценились не только в Исландии и Норвегии, но и повсюду в Скандинавии. Поэтому мы в полной мере можем воспользоваться этой поэтической сокровищницей, дошедшей до наших дней через Исландию, для освещения многих явлений эпохи викингов, присущих всей Скандинавии. Эта поэзия демонстрирует нам характерное для того времени чувство формы и стиля. В некоторых стихах мы обнаруживаем сведения о событиях древности, а язык их бывает зачастую крайне архаичным. Многие явления эпохи викингов можно адекватно описать, лишь прибегая к древнему словарному запасу скандинавской поэзии, а некоторые аспекты их деятельности, например мореплавание и навигацию того времени, можно представить себе лучше всего именно благодаря многообразным формам выразительности, к которым прибегали при их описании авторы скальдических и эддических стихов.

В Скандинавии эпохи викингов поэзия была излюбленным развлечением. И сколь бы великолепными ни были произведения изобразительного искусства, их создание в глазах раннесредневекового скандинавского общества выглядело не более чем ремеслом, пусть даже достойным особого уважения. Иное дело стихосложение, совершенство в котором почиталось воистину божественным даром. Так, согласно древнескандинавским мифологическим преданиям, дарующий поэтический талант волшебный элексир, именуемый «Медом Поэзии», был приготовлен карликами Фьяларом и Галаром из крови умерщвленного ими мудрого человечка Квасира и меда пчел. Драгоценным напитком завладел великан Суттунг и упрятал его внутрь неприступной скалы. Прослышав о том, Один пошел в услужение к брату прижимистого великана Бауги, у которого выговорил себе в качестве платы право отведать «Мед Поэзии». Бауги не сумел уломать сородича и, чтобы выполнить соглашение, был вынужден пробуравить в скале узкий лаз. Через него обернувшийся змеей Один проник туда. Три дня и три ночи пришлось провести предприимчивому богу в обществе охранявшей сосуды с чудодейственным эликсиром великанши Гуннлед, прежде чем удалось осушить их. Выбравшись наружу, похититель «Меда Поэзии» принял облик орла и улетел в обитель богов, где выплюнул драгоценную ношу в золотой кубок. С тех пор и повелось, что вкусившие по воле Одина чудодейственного напитка становились выдающимися стихотворцами. Тем же, кому доставался помет, в который желудок орла превратил часть «Меда Поэзии», была уготована роль бездарных рифмоплетов. Сочинители и одновременно декламаторы стихов – скальды пользовались необычайным почетом в Скандинавии эпохи викингов. А знаменитый «первоскальд» Браги Старый (первая половина IX века) даже послужил прообразом одного из богов скандинавского языческого пантеона, то есть фактически удостоился обожествления. Удачные поэтические произведения приносили их авторам баснословные награды. Торарин Славослов (первая половина XI века) получил за свое творение от датского «конунга-викинга» Кнута Могучего 50 марок (свыше 10 килограммов) серебра. Вдвое щедрее оценили жители Исландии поэтическое вдохновение Эйвинда Погубителя Скальдов (вторая половина Хвека). Подношения поэтам в виде драгоценностей, богатых одежд и оружия были обычным явлением. Известны случаи, когда вовремя сочиненные стихи смягчали гнев могущественных конунгов и тем самым спасали скальдам их собственные жизни. Иногда предпочитали платить за молчание. По преданию, один из скальдов чтением своих стихов лишил своего обидчика-ярла бороды и половины прически да еще умертвил многих людей из его дружины. Помня об этом, правитель одной из норвежских областей, свирепый и скорый на расправу Эйнар Флуге (первая половина XI века), предпочел откупиться от скальда, грозившего ему сочинением сатиры.

В эпоху викингов скандинавские конунги и ярлы не мыслили своего ближайшего окружения без присутствия в нем скальдов. Причем число последних служило своеобразным показателем богатства, влияния и амбиций того или иного правителя. Если верить сообщениям саг, в этом смысле никому не удалось превзойти объединителя Норвегии конунга Харальда Прекрасноволосого, приблизившего к своей особе небывалое множество стихотворцев. Устоявшуюся традицию не решились нарушить даже такие ревностные христиане, как Олав Трюггвасон и Олав Толстый, хотя оба и были склонны видеть в скальдической поэзии языческую забаву. Особый спрос, разумеется, был на обладателей выдающегося таланта. Скандинавские правители наперебой старались заполучить в число своих приближенных знаменитого исландского скальда Гуннлауга (конец X– начало XI века), прозванного «Змеиным Языком» за мастерски сочиняемые им сатиры. Состоявший в окружении конунгов Олава Толстого и Магнуса Доброго скальд Сигват Тордарсон (около 995-1045 гг.) был знаменит тем, что с гораздо большей легкостью изъяснялся стихами, нежели прозой. Скальд Тьодольв Арнорсон, обретавшийся при конунгах Магнусе Добром и Харальде Суровом, обладал поразительной способностью моментально слагать стихи на любую предложенную тему. Престиж поэтического искусства в Скандинавии стоял необычайно высоко, и дань стихотворству отдавали не только те, для кого это было основным занятием. И иной раз не без успеха. Недурным скальдом считался победитель Парижа Рагнар Лодброг, у которого хватило мужества даже мучительную казнь встретить стихами собственного сочинения. А «Гамманвизор» («Висы радости») – поэму, сложенную последним «конунгом-викингом» Харальдом Суровым во славу собственных подвигов и любви к княжне Елизавете Ярославне, и вовсе причисляют к вершинам скальдической поэзии. Кстати, само древнескандинавское слово «скальд» (происхождение которого неизвестно) встречается уже в самом начале эпохи викингов на некоторых рунических камнях. Интересно, что искусство поэзии не было исключительно прерогативой мужчин. Так, около 930 года в Норвегии была известна поэтесса Йорунд Скальдмэр (последнее означает «девушка-скальд»). Ранее уже говорилось, что искусство скальдов в Скандинавии эпохи викингов считалось престижным делом, и в силу этого скальды пользовались особым уважением. Большинство скальдов были членами дружины скандинавского конунга, ярла или хёвдинга, нередко они являлись особо доверенными лицами, приближенными к своему господину. Главной задачей скальда было прославление своего господина, умножая его славу. Свое искусство они демонстрировали перед собравшимися, например в пиршественном зале, в доме своего господина. Особо ценилась в искусстве скальдов их способность к импровизации. Бывали случаи, когда поэтическая строка рождалась непосредственно в ходе какого-либо драматического события, например в разгар сражения. Не исключено, что некоторые эддические стихи также были творением скальдов. Можно представить себе, что по вечерам, во время традиционных сборов дружины, они, как знающие толк в поэзии, по просьбе собравшихся цитировали стихи Эдды. Эпизод, когда читались стихи Эдды, описан у Снорри Стурлусона около 1230 года в саге об Олаве Святом. Ранним утром, перед знаменитой битвой при Стикле-стаде, во время которой был убит король Олав, он попросил скальда своей дружины Тормуда Кольбрун-скальда процитировать ему эддическое стихотворение. Тормуд выбрал стихотворение «Бьяркемоль» о великом сражении героя древности, короля Рольфа Краке, и верных ему людей. Тормуд произносил стихи так громко, что вся дружина пробудилась от сна и благодарила его за удачный выбор стихотворения, строки которого оказали им большую моральную поддержку. По всей вероятности, эддические стихи, легко доступные для понимания и повествующие о драматических событиях, были в то время известны и за пределами узкого круга королевского воинства.

В целом можно сказать, что скандинавская поэзия имеет много общего с поэзией других регионов, где в ходу были германские языки. В частности, применялась аллитерация, но в противоположность германскому стихосложению скандинавская поэзия состояла из строф и, как правило, в каждой строке имелось строго определенное число слогов. Заметно стремление иметь минимальное количество слогов в строке. Краткость, сжатость, особая ритмика и стиль поэзии скальдов – явление уникальное, которое больше нигде не встречается. Самые древние из сохранившихся скальдических стихов относятся, вероятно, к концу 800-х годов, и многое указывает на то, что своеобразный размер и стиль скальдического стиха возникли на раннем этапе эпохи викингов.

Двумя главными размерами эддической поэзии были «fornyrdislag» («размер древних слов») и «Ijodahattr» (очевидно, это означает «размер магических песен»), хотя лишь небольшая часть сохранившихся стихов носит магический характер. Первый из размеров встречается в стихах, запечатленных почти на всех рунических камнях, например на уже упоминавшемся выше камне из Хеллестада. Встречается он и в некоторых скальдических стихах, но у скальдов он особой популярностью не пользовался. «Размер магических песен» вне эддической поэзии встречается крайне редко. «Размер древних слов», если его коротко охарактеризовать, имеет в строфе восемь коротких строк, где каждая состоит из двух ударных слогов и изменяющегося (чаще два) числа неударных слогов. Пары строк соединены аллитерацией и составляют одну длинную строку. Аллитерация в первой части обычно включает два слова, а во второй– одно слово с первым ударным слогом. Строфа разделена на две полустрофы, причем каждая образует единое целое. Этот размер можно продемонстрировать на третьей строфе стихотворения «Волуспа» («Прорицание Вельвы»). Эта строфа повествует о времени, предшествующем созданию мира. Великан Имир – существо из языческой мифологии, но в стихотворении прослеживается и влияние христианства. Аллитерации не подчеркиваются, а правила аллитерации те же, что характерны для всей скандинавской поэзии: согласные рифмуются с согласными, а все гласные рифмуются друг с другом. Снорри Стурлусон в своем учебнике поэзии рекомендует, чтобы рифмующиеся гласные по возможности отличались друг от друга.

Размер лирических стихов представляет собою двустрочный стих, рифмующийся по тем же правилам и сопровождаемый третьей строкой с двумя или тремя ударными слогами, имеющими собственную аллитерацию без связи с двумя другими строками. Обычно такие трехстрочные единства объединяются в шестистрочную строфу. Наиболее важным различием между этими двумя размерами является то, что в размере магических стихов строфа состоит из шести, а не из восьми строк и что строка третья и строка шестая аллитерируются только друг с другом. Все дошедшие до нас образцы «размера магических стихов» существуют в форме прямой речи. Яркой иллюстрацией такого размера является произведение «Хавамаль» («Речь Высокого»). Ниже приводится почти буквальный перевод одной из строф:

Размер скальдической поэзии – это прежде всего «drottkvet», или «героический размер». Строфа имеет восемь строк, в каждой из которых шесть слогов. Три слога в каждой строке должны быть ударными, а предпоследний слог в строке должен быть долгим и ударным, между тем как последний слог должен быть безударным. Строки попарно связаны аллитерацией, как в ритмике древнего стиха, а первая строка в такой паре должна иметь два слога, связанных аллитерацией. Все строки должны иметь внутреннюю рифму. Таким образом, к метрике героического стиха предъявляются достаточно строгие требования. Так, строфа в героическом стихе распадается на две части, и каждая представляет собою единое целое, но порядок слов в каждой полустрофе не имеет ничего общего с нормальной речью или прозой, что затрудняет ее непосредственное восприятие. Кроме того, скальдическая поэзия часто прибегает к парафразам мифов о богах и легенд о героях, поэтому она часто таит в себе загадки, разгадать которые под силу только сведущему слушателю. Эти парафразы являются составной частью искусства скальдической поэзии. Именно поэтому Снорри включил истории о богах и героях в свой учебник поэзии. Он разделяет эти две главные формы поэзии скальдов на «хейти» (heiti) и «кеннинги» (kenninger). Хейти– наиболее простая метафорическая форма, которая встречается в поэзии повсюду в мире. Она представляет собою метафоры, выражаемые с помощью синонимов, причем часто употребляются редкие, неестественно звучащие выражения, заменяющие обычные слова. «Кеннинги» также отнюдь не являются присущими исключительно скальдической поэзии, но здесь они применяются гораздо шире, чем в каком-либо другом поэтическом жанре. «Кеннинги» – наиболее характерный элемент скальдической поэзии. «Кеннинг» состоит из двух частей: главного слова и определяющего слова. Последнее употребляется в родительном падеже или является первой частью главного слова. Определяющее слово может само быть двухчастным кеннингом, и таким образом метафора может состоять из четырех или даже пяти частей. Скандинавская скальдическая поэзия насчитывает многие тысячи образцов «кеннингов», в частности, таких, как «море раны» или «пот меча» (то есть кровь), «кормилец воронов» (воин), «конь волн» (корабль), «поле золотого кольца» (женщина), «пламя Рейна» (золото), «бремя карликов» (небосвод). Два последних «кеннинга» станут понятны, только если знать, что золотой клад, о котором рассказывается в Саге о Волсунгах и который Сигурд отвоевал у дракона Фафнира, покоится на дне Рейна, а небесный купол поддерживается карликами. По причине сложной ритмики скальдической поэзии, необычного порядка слов и множества изысканных, сложных метафор невозможно быть уверенным в точности перевода поэзии скальдов, которая допускает разные толкования. Но можно приблизиться к пониманию цитируемой строфы из стихотворения Эгиля Скаллагримссона – типичного образца скальдической поэзии. Строфа взята из саги Эгиля, созданной им в 1200-е годы и связанной с описанием следующего события. Эгиль и его брат Торольф принимали участие в большом сражении на стороне короля Ательстана. Торольф был убит. Во время пира после этой битвы, происходившего в пиршественном зале у Ательстана, король сидел на почетном возвышении, а Эгиль находился напротив него на скамье. У обоих мечи лежали на коленях. Эгиль был в гневе и печали. Спустя некоторое время король снимает с руки большое золотое кольцо и, насадив его на кончик своего меча, направляется к Эгилю и через очаг протягивает ему насаженное на меч кольцо. Эгиль встает с места и выходит из-за стола. Он поддевает кольцо концом своего меча, берет его себе и возвращается на свое место. Затем он снова кладет меч на колени, поднимает рог с питьем и произносит строфу стиха. Стих в возможно точной передаче, с объяснением кеннингов и с переводом порядка слов на язык нормальной прозы, без учета ритмики, звучит так: «Король повесил мне на руку золотое кольцо, я принял кольцо на свой меч. Король одобрил это». Кеннинги с помощью иносказаний и метафор вызывают ассоциации со сражением и смертью. Ательстан подарил Эгилю золотое кольцо. В песне упоминается Хёд. Это один из богов, брат и убийца доброго бога Бальдра. Это создает предчувствие катастрофы. Скальдическая поэзия не поддается точному переводу. Но классик датской литературы Йоханнес В. Йенсен сделал вольный перевод саги Эгиля:

В эпоху викингов в Скандинавии основным жанром скальдической поэзии была хвалебная песнь. В основном хвалебные песни слагались в честь тех или иных правителей и часто обеспечивали скальду покровительство. Известны даже несколько хвалебных песен – «выкупов головы», то есть за хорошую хвалебную песнь скальда могли не только наградить, но и избавить от того или иного наказания. Основная форма скальдической хвалебной песни– драпа (drapa). Драпа посвящалась деяниям конкретного человека. В ее структуре обязательно были несколько вставных предложений, являющихся своего рода припевом – стевом, который делил драпу на несколько отрезков. Стев может даже совершенно не соотноситься по содержанию с темой самой драпы. Стев отличает драпу от флокка (flokk), цикла вис, не разбитых стевом. Драпа считалась более торжественной, чем флокк. Драпа и флокк состоят из самостоятельных метрически и содержательно восьмистрочных скальдических строф – вис. Кстати, в хвалебных песнях никогда не бывает ничего похожего на сюжет. Единственная последовательность, которую можно проследить – это хронология описываемых событий, отраженных, впрочем, неиндивидуализированно. В драпах говорится всегда о современных скальду событиях, очевидцем которых он был или о которых слышал от очевидцев. Разновидностью хвалебной песни была так называемая щитовая драпа, то есть драпа, в которой дается описание изображений на щите, полученном скальдом в дар от прославляемого покровителя. Или как вариант сама писалась на щите и имела статус оберега для владельца. Отдельная виса – также жанр скальдической поэзии. Висы сохранились как цитаты в сагах, где они приводятся как сказанные кем-то из героев. Скальдическая виса – это, в отличие от драпы, бескорыстное творчество, но висы построены по тем же ритмическим и стилистическим канонам, и их содержание на порядок разнообразнее содержания драпы. Виса может рассказывать о поединке, сделке, свидании, краже, случайной встрече, о сновидении и пр.

Помимо героической поэзии в арсенале скальдов имелась и любовная лирика – так называемые мансаунги, а также ниды – хулительные стихи, повествующие о позорных проступках человека или рассказывающие оскорбительные для него небылицы. Ниды считаются отдельным жанром скальдической поэзии и занимают в ней отдельное место. По форме они не отличаются от других отдельных вис, по содержанию могут отражать тот же спектр ситуаций, но описанных соответствующим негативным образом. Зачастую ниды маскировали под драпы, так как отношение к нидам было очень серьезным, им приписывалась магическая сила, и осмеяние, заключенное в усложненную, сознательно затемненную форму, воспринималось как заклинание, за которое скальда могли и казнить на месте. Тогда как в драпе предметами традиционного восхваления были доблесть и щедрость мужчин и красота женщин (чаще в отдельных висах), в ниде использовался мотив травестирования.

Большинство образцов скандинавской скальдической поэзии дошли до нас как стихотворные фрагменты, включенные в саги, как повествующие о самих скальдах («Сага о Гуннлауге», «Сага о Бьёрне», «Сага о Халльфреде», «Сага об Эгиле», «Сага о Гисли», «Сага о Кормаке» и др.), так и упоминающие скальдов вскользь («Сага о Стурлунгах», «Сага об оркнейцах», «Гнилая кожа», «Сага о битве на Пустоши», «Сага о Ньяле», «Сага о людях с Песчаного берега» и др.). Ситуативность многих скальдических стихов, включенных в саги, написание их экспромтом, по случаю, делает их как бы поэтической иллюстрацией происходящего или выражает мысли и чувства произносящего стихотворные строки. В сагах неоднократно описаны даже соревнования героев, поочередно говорящих висы (напр., в «Саге о Гуннлауге»). Признается, однако, что далеко не все висы, приведенные в сагах как импровизации, таковыми и являются. Более того, они необязательно были сочинены теми персонажами, которым они приписываются, а могли возникнуть в период устного бытования саги или при ее записи. В эпоху викингов скандинавская поэзия была по преимуществу устной. Так, исландского скальда Снегле Галля уговорили погостить при дворе английского короля Гарольда Годвинсона до тех пор, пока там не будет заучена сочиненная им драпа, а в сочинениях такого рода должно было содержаться 70–80 вис. Один из скальдов при Харальде Суровом держал в памяти 90 своих произведений. И тем не менее вряд ли творения скальдов дошли бы до нас в столь значительном объеме, если бы они не были в свое время записаны, – тем более что ряд записей скальдических стихов обнаруживается в археологическом материале.

3.6. Верования викингов

О дохристианской религии жителей Скандинавии мы знаем в основном из сведений, содержащихся в средневековых христианских письменных источниках, которые были написаны лишь через много веков после принятия скандинавами христианства. Самым важным источником являются мифологические стихи о богах в «Старшей Эдде», созданной в 1200-х годах, в которых имеются сообщения о действиях скандинавских жрецов, а также книга исландского скальда Снорри Стурлусона «Младшая Эдда» об искусстве стихосложения, относящаяся приблизительно к 1220-м годам. Здесь собрана вся скандинавская мифология, какой она могла быть записана через 200 лет после принятия скандинавами христианства. Тут надо отметить, что в XIII веке исландское общество и христианская церковь, проявлявшие терпимость или поощрявшие литературные традиции, коренившиеся в языческом прошлом, не допускали ни открытого, ни тайного отправления языческих ритуалов. Возможность записи в 1220-е годы такого текста, как «Младшая Эдда», одновременно являющегося руководством по скальдической поэзии и компендиумом языческой мифологии, наглядно свидетельствует о том, что язычество к этому времени перестало быть угрозой для христианского общества и могло рассматриваться как культурное наследие, интерес к которому не является чем-то предосудительным. То же самое справедливо и по отношению к описаниям капищ в родовых и королевских сагах, тем более что они обычно сопровождаются нравоучительными или ироническими комментариями. Также некоторые разрозненные сведения, относящиеся к дохристианскому периоду Скандинавии, содержатся в описаниях арабских путешественников, в рассказах западноевропейских христиан, в хвалебных песнях скальдов, а также в надписях на рунических камнях. Помимо этого данные о языческих традициях и обычаях скандинавов можно почерпнуть из древних законодательных актов и содержащихся там запретов. Тщательное изучение истории 1100-1200-х годов тоже может нам многое дать. С помощью археологии мы можем узнать об обрядах захоронения, о языческих памятниках, о символах богов и жертвоприношениях. Но археология не дает представления о языческих храмах. Представление о церемониях и ритуалах времен язычества дают рисунки и изображения, которые, однако, лишь в редких случаях поддаются точному истолкованию, хотя и подтверждают некоторые истории о богах. Географические названия могут рассказать нам о популярности тех или иных богов в разных местах Скандинавии. Таким образом, картина дохристианских верований и формы их выражения в значительной мере складывается из сведений, почерпнутых из разных источников и сообщаемых людьми совершенно иной религиозной ориентации. Вероятно, именно этим объясняется тот факт, что получаемые нами знания являются несколько противоречивыми, расплывчатыми и примитивными. Представления о дохристианских верованиях скандинавов менялись с годами и, несомненно, испытывали влияние христианства. Некоторые боги являлись объектом особого поклонения в той или иной социальной среде или в той или иной области обширного скандинавского региона. В частности, в Восточной Швеции могли ощущаться влияния Восточной Европы как в области религии, так и в области культуры. В отличие от христианства дохристианская религия скандинавов была терпима, допуская существование многих богов, и не препятствовала появлению новых. Так, в «Житии Ансгария» сообщается, что в Бирке древнему королю Эрику начали поклоняться, как богу. В основных своих чертах это была общескандинавская религия. В скандинавской мифологии боги были главными среди множества сверхъестественных существ, и каждый из них играл свою более или менее четко очерченную роль и был ответственен за какую-нибудь одну важную сторону человеческого бытия. Скандинавы представляли своих богов в человеческом обличье, и в целом они вели себя как люди. Боги разделялись на две семьи: асов и ванов. Асы были более многочисленной из двух семей. Жили боги в строго организованном обществе и во многом напоминали скандинавских богатых бондов того времени. В целом можно сказать, что отыщется немного религиозных систем, способных сложностью и поэтикой превзойти ту, что господствовала в Скандинавии в эпоху викингов. Так, согласно древнесеверным мифам, на заре времен в недрах Мировой Бездны возникли два полярных мира – Муспелльхейм или Муспелль («огненный мир»), на краю которого воссел великан Сурт («черный»), сжимая в руке пылающий меч, и Нифльхейм («мир мрака»), в центре которого ревет поток, Кипящий Котел. Из него берут начало реки Свель («холодная»), Фьери («быстрая»), Слид («свирепая»), Хрид («буря»), Сюльг («глотающая»), Ульг («волчица»), Вид («широкая»), Лефт («молния»), Сид («медленная»), Секин («спешащая вперед»), Эйкин («бушующая»), Гейрвимуль («кишащая копьями») и множество других. Мир Муспелль излучал в Мировую Бездну тепло и свет, а Нифльхейм дышал свирепой стужей. Некие реки, носившие общее имя Элевагар («бурные волны»), изливали свои ядовитые воды в Мировую Бездну, где они превращались в лед, на котором яд выступал в виде инея. Когда его достигало исходившее из Муспелльхейма тепло, иней подтаивал. Ядовитые капли слились воедино и под действием теплотворной силы ожили, приняв облик великана Имира (или Аургельмира). Таким же образом возникла и корова Адумла, вскормившая великана молочными реками, вытекавшими из ее вымени. Имир стал родоначальником племени могучих и злобных инеистых великанов, а из соленых, покрытых ядовитым инеем камней, которые лизала корова, возник прекрасный обликом человек по имени Бури («родитель»). От брака его сына Бора («рожденный») с Бестлой, дочерью великана Бельторна, родились трое сыновей – первобогов: Один («бешеный»), Вили («воля») и Be («жрец»). Братья расправились с Имиром, и в хлынувшей из ран великана крови едва не сгинул весь род инеистых великанов. Победившие первобоги принялись за сотворение нового миропорядка. Труп Имира был брошен в Мировую Бездну. Из крови создали океан, из плоти – землю, из костей – горы, из зубов – валуны и камни. Земную твердь покрыл густой лес, возникший из волос убитого. Червей, копошившихся в теле великана, братья обратили в карликов и, избрав четырех– Нодри («северный»), Судри («южный»), Аустри («восточный») и Вестри («западный»), поставили их поддерживать сотворенный из черепа Имира небесный свод. А искры, летевшие в Мировую Бездну из Муспелля, стали на нем звездами. Мозг великана, подброшенный в небеса, превратился в тучи. На северном краю неба воссел гигантский орел по имени Пожиратель Трупов, от взмахов его крыльев над землей и водами стали проноситься ветры. За смену времен года стали отвечать Отец Лета – добряк Свасуд («приятный») и Отец Зимы – жестокосердный и злобный Виндлони (или Виндсваль, «трудный, неприятный»). Серединные земли первобоги огородили стеной из век Имира и назвали Мидгардом («серединная ограда»), а лежавшие за его пределами берега океана отвели для великанов и стали именовать Йотунхеймом («мир великанов»).

Затем братья отправились в лес и из приглянувшихся деревьев создали мужчину по имени Ясень и женщину – Иву. Один дал им жизнь и душу, Вили – разум и способность двигаться, Be – облик, речь, слух и зрение. И от этих людей пошел весь род человеческий, которому богами было предназначено обитать в Мидгарде. Для себя боги избрали самый центр земли, где Один воссел на престоле, что был воздвигнут на утесе Хлидскьяльв («сторожевая башня»), и откуда обозревал он пределы мира. Женой его стала Фригг, дочь Фьергвина, и от этого брака пошел род асов. Призвал Один Ночь, дочь великана Нарви, и ее сына по имени День, дал им колесницы и повелел объезжать небо и землю. Впереди несется Ночь, и на рассвете появляется на траве роса – пена, капающая с удил ее коня по имени Инеистая Грива. День следует за матерью, управляя конем Ясная Грива, и эта грива озаряет землю и воздух. И еще, за гордыню забрал Один на небо брата и сестру– Месяца и Соль («солнце»), детей человека по имени Мундиль-фари («движущийся в определенные сроки»). С этих пор правит там Соль впряженными в ее колесницу конями, Ранним и Проворным. А Месяц управляет ходом звезд, и двое похищенных им детей, Биль («месяц на ущербе») и Хьюки («молодой месяц»), несущие коромысло Симуль («лунный луч») с ведром Сэг («море»), всегда следуют за ним, видимые с земли как пятна на лунном диске. Брат и сестра быстро летят по небу, преследуемые чудовищными волками Ненавистником и Обманом, потомками старой великанши– ведьмы из Железного Леса, что лежит к востоку от Мидгарда.

Обустроив мир, боги вспомнили и о себе, решив построить небесный город, который должен был получить название Асгард. Первым делом было воздвигнуто святилище с престолом для Одина и тронами для других богов. Все там было как из чистого золота, и назван он был Чертогом Радости. Столь же прекрасное святилище, Вингольв, построили они и для богинь. Еще была выстроена мастерская с кузнечным горном, наковальней и набором инструментов, где ковали боги золота так много, что век тот был назван Золотым. А еще создали боги палаты для каждого, и еще мост до самого неба, который зовется Биврест («трясущаяся дорога»), видимый с земли как радуга.

Когда строительство еще только начиналось, явился туда некий мастер-великан и предложил в полтора года отстроить крепость, неприступную для обитателей Йотунхейма, с тем условием, что отдадут ему в жены одну из богинь, да еще и небесные светила в придачу. Договор был заключен и скреплен многими клятвами. Но затем боги подумали, что плата слишком высока, и подстроили так, что мастер не управился с работой в срок, а потом и вовсе расправились с незадачливым великаном…

Ежедневно по мосту Биврест боги съезжаются судить о делах к ясеню Иггдрасиль – самому величественному дереву на свете. Вершина его достигает небесного свода, а ветви простерты над всем миром. Три корня поддерживают ясень. Первый тянется к Асам, и бьет там священный источник Урд. Все, что ни попадает в его воды, становится ослепительно-белым, и роса, выпадающая от него, зовется медвяной, ибо ею кормятся пчелы. А еще плавают там два лебедя. Второй корень уходит к инеистым великанам, и есть там источник, владелец которого великан Мимир пьет ту воду из рога Гьяллахорн («громкий рог»), отчего исполнен величайшей мудрости. Третий теряется в глубинах Нифльхейма– бурлит под ним поток Кипящий Котел, а снизу подгрызают змеи и дракон Нидхегг. На вершине ясеня сидит мудрый орел, а меж глаз его – ястреб Ведрфельнир («полинявший от непогоды»). Вверх-вниз по стволу снует белка Ротатоск («грызозуб») и переносит бранные слова, которыми осыпают друг друга дракон и орел. Олени Дайн, Двалин, Дунейр и Дуратрор щиплют листву дерева. Рядом со священным источником Урд, где и есть место сбора богов, стоит прекрасный чертог, в котором живут норны, – девы, назначающие судьбу каждому человеку. Трое из них – Урд («судьба»), Верданди («становление») и Скульд («долг») каждый день черпают из источника и поливают ясень…

Двенадцать божественных асов обитают в Асгарде, и первый из них – Один. Он старше всех асов и вершит всем в мире. Как ни могущественны другие боги, они не смеют его ослушаться. Один – мудрейший из асов, ибо испил он из источника Урд, пожертвовав за это Мимиру один свой глаз. Прозвища Одина – Всеотец, Бог Богов, Бог Повешенных, Отец Побед, Отец Ратей, Отец Павших, ибо погибшие в битвах становились его приемными сыновьями… Кроме того, у него еще и множество других имен: Грим, Санн, Бельверк, Атрид, Игг, Скильвинг и другие. К месту встречи богов Один отправляется на лучшем в Асгарде коне, восьминогом Слейпнире («скользящий»). Три чертога – Валаскьяльв, Вингольв и Вальгалла принадлежат Отцу Павших, и два последних он отвел своим приемным сыновьям, сложившим головы воинам-эйнхериям. Особенной величественностью отличается Вальгалла, где насчитывается 540 дверей, и через каждую из них разом могут пройти 800 воинов. А перед главными воротами Вальгирд расположена роща Гласир («сияющая»), деревья в которой покрыты листвой цвета червонного золота. Единственные занятия эйнхериев – смертельные бои и пиры. Всякий день они в полном вооружении и бьются между собой насмерть. Но и смерть не властна над славными воинами, ибо убитые по окончании сражения воскресают и присоединяются к своим товарищам. На пирах в Вальгалле присутствует сам Один. Едой эйнхериям служит неиссякающее мясо вепря Сэхримнира, которое повар Андхримнир готовит для них в котле, называющемся Эльдхримнир. Жажду приемных сыновей Отца Павших утоляет хмельное медовое молоко козы Хейдрун, щиплющей листву ясеня Иггдрасиль. Прислуживают пирующим прекрасные девы – валькирии, которые сами же и доставляют павших в Вальгаллу. Вот их имена: Христ («потрясающая»), Мист («туманная»), Хильд («битва»), Труд («сила»), Хлег («шум»), Херфьетур («пути войска»), Скеггьельд, Скегуль, Гель, Гейрахед, Рандгрид, Радгрид, Регнлейв. Один же на пиру не прикасается к пище. Он лишь пьет вино, а все то, что есть перед ним на столе, бросает волкам Гери («жадный») и Фреки («прожорливый»). И сидят на плечах молчаливого хозяина два верных ворона– Хугин («думающий») и Мунин («помнящий»), нашептывая об увиденном и услышанном, ибо каждое утро по его приказу облетают они мир, все примечая.

Скандинавский бог Один, сидящий на своем троне Хлидскьяльв, по бокам его вороны Хугин и Мунин и волки Гери и Фреки. Рисунок 1901 г. немецкого художника и иллюстратора Йоханнеса Герца (1855–1921 гг.). В Скандинавии богу Одину поклонялись в первую очередь конунги, ярлы, воины-хёвдинги и их люди. Он мог выполнить все, о чем они просили. Географические названия говорят о том, что в Дании и в Гёталанде официально существовал культ Одина. В Норвегии и Исландии он, по-видимому, не пользовался особой популярностью, а вот на одном из готландских рисованных камней изображен восьминогий конь с всадником на спине. По всей вероятности, здесь мы имеем дело с изображением коня Слейпнира с его седоком, богом Одином. В своем сочинении, относящемся приблизительно к 1075 г., Адам Бременский пишет, что одна из трех больших статуй в Упсальском языческом храме «изображает Одина, то есть ярость. Он предводительствует среди воинов и дает людям силу и мужество в борьбе с врагами». Именно из-за многочисленных сверхъестественных способностей Одина и его величия имя его никогда не давалось простым смертным и о нем никогда не упоминалось в надписях на рунических камнях. Однако приблизительно в 700-е гг. имя его было вырезано рунами на обломке человеческого черепа, найденного в Рибе.

Вторым лицом древнескандинавского пантеона выступает Тор, старший сын Одина, рожденный от связи Всеотца с собственной дочерью Ерд («земля»). Называют его также Аса-Тор («гром асов») или Эку-Тор («гром колесницы»). Силой он превосходит всех богов, а потому это первый защитник Мидгарда и Асгарда, победитель великанов, и не счесть его подвигов в этом деле. В голове Тора навеки засели осколки точила, которое в жестокой схватке метнул в него великан Хрунгнир за мгновение до своей гибели. Есть у могучего бога три сокровища: всесокрушающий молот Мьелльнир («молния»), Пояс Силы, увеличивающий мощь сына Одина вдвое, и железные рукавицы, без которых не обойтись, когда нужно взять молот в руки. В Асгарде Тору принадлежит область Трудвангар («поля силы»), где возвышается его огромный чертог Бильскирнир («неразрушимый») на 540 покоев. В колесницу сокрушителя великанов впряжены два козла, зовущихся Скрежущий Зубами и Скрипящий Зубами. Когда же хозяин разъезжает на ней, в небе слышатся раскаты грома. Впрочем, защитник богов и людей скромен и предпочитает даже на собрания асов у источника Урд добираться пешком, переходя реки вброд. Второй сын Одина, рожденный его женой Фригг, звался Бальдром («повелитель»). Погибший трагически и нелепо, он был красивейшим среди асов. Казалось, от него исходит сияние, настолько совершенными были его тело, лицо и волосы. Отличала Бальдра не только удивительная красота, но также мудрость и замечательное красноречие. И заслужил он у асов прозвище «Добрый». Но судьбой было предначертано ему, что ничего из приговоренного им не исполнится.