Он прошел к буфету, достал графинчик с водкой, рюмку, налил и, ничего не говоря, опрокинул в рот.

Зная, что в таких случаях лучше его не трогать, но надеясь, что при сыне он подобреет, Татьяна Тимофеевна, будто все шло, как хотелось, позвала:

— Севочка, папа пришел! Кончай скорей.

Севка вышел из ванны розовый, с мокрыми старательно причесанными волосами, одетый в купленный незадолго до армии костюм.

— Хорошо-о! Здорово! — улыбнулся он отцу, уверенный, что тот разделит его радость.

Но Кашин неопределенно кивнул головой, прошел на кухню и долго, как сам не свой, стоял, глядя в темное окно.

— Капут, — вернувшись, сказал он, ворочая желваками. — А за что? Туда иху мать!

— Неужели ихнее взяло? — не слишком придала значение его словам Татьяна Тимофеевна, привыкшая, что муж преувеличивает. Заметив нитку на пиджаке сына, сняла ее. — А ты дай им сдачи как следует! Нечего церемониться.

— Дашь, когда их целая свора.

— Все равно!

Жена и сын воспринимали все не так, как ждал Кашин, Это подлило масла в огонь. Лицо его изуродовало бешенство.

— Да соображаешь ты, что говоришь?

Татьяна Тимофеевна вспыхнула от неожиданности, но Севка как был, так и остался безразличен. С каждым приездом он становился все более спокойным, и это нравилось Кашину-старшему. Но сейчас выдержка Севки просто оскорбляла.

— А ты чего молчишь? — набросился Кашин на сына. — Тебе наплевать, что меня поносят и угробить собрались.

Севка пристально посмотрел на него и, дважды дотронувшись до руки матери, — успокаивая этим ее, — направился к двери.

— Ты всегда, отец, был жесток с людьми, — сказал он с порога. — Так что теперь пеняй на себя.

— «Жесток», «пеняй»! — передразнил его Кашин.— Бежишь себе?..

— Нет, я скоро вернусь. Но и тогда утешать не буду.

— Ха-ха-ха! — вдруг заржал Кашин, потрясая головой. — Видно, значок ГТО уже получил, правда?.. Щенок!..

— Ругайся себе… А я повторю, что никто тебя гробить не собирается. Не те времена. Отнимут только право людьми командовать. Чтобы не портил жизнь другим. Я скоро, мама…