– А ты не думаешь, что динозавры вымерли из-за метеорита?
– Конечно из-за метеорита.
На следующий день я пересказал это на работе (а работал я в газете с правым уклоном). Все громко засмеялись, а один коллега спросил:
– Ну ты же объяснил ей, что поляки не имели с этим ничего общего?
III. Смех в нужных местах
Однажды звонит мне мама. Мы обижены друг на друга. Не помню из-за чего.
– Ты должен прийти, – говорит она.
– Я кое-чем занят, – отвечаю я.
– Приходи, когда освободишься.
Я знаю этот тон. У нее какой-то козырь. Туз. Поэтому иду.
В прихожей уже собрались подруги. Неотъемлемая часть нашей жизни. Когда что-то случается, приходят подруги. Греческий хор. Генеральная ассамблея. Внеочередное заседание совета директоров. Они рассаживаются вокруг кровати. Рассаживаются вокруг стола. Толпятся вокруг телефона. Звонят. Ищут пепельницы. Принимают решения.
На сей раз всё иначе. Подруги говорят вполголоса. Обнимают меня. Выходят.
Остается только мама, вжатая в угол фиолетового дивана. Рядом возвышается кипа газет. Мама молча протягивает мне оранжевый листок.
Мне не надо читать, я уже знаю.
Представляю себе врача. Он смотрит на снимок, двумя пальцами выстукивает заключение на компьютере. Сейчас нажмет «Печать» – тянется за листком. Оранжевые лежат отдельно. Возможно, их целая стопка. Возможно – всего несколько штук в какой-нибудь папке, стыдливо запрятанной на дно ящика. Возможно, их нужно у кого-нибудь попросить.
– Сестра, у вас есть оранжевый листок? Мне понадобится оранжевая бумага.
Возможно, листки должны быть красными, но на таких трудно было бы разобрать буквы.
Врач кладет бумагу в принтер. Слушает, как головка выплевывает буквы. Конец строки. Скрежет. Всё сначала. Буква за буквой. Ткацкий челнок.
Потом оранжевый листок кочует из рук в руки. Много белых и этот – единственный среди них. Шипит от прикосновения. Обжигает пальцы медсестер. Попадает к нам.
Вдруг мама начинает говорить. Рассказывает, что ее отец застрелился.