– Это нормально. Эйдосы лезут туда, где тонко. Чтобы проще было управлять ситуацией. На самом деле она любит тебя, не верь им. Не читай чужих писем, не отслеживай ее положение по спутнику. Просто люби без оглядки, и есть шанс, что когда я уйду, она станет прежней. Ну же, доктор, возьми себя в руки и давай продолжим.

– Да, да. У нас много работы. Прости (ополаскивает лицо в раковине). Верни, пожалуйста, камеру на место.

– Целую неделю после смерти Корецкого я была совершенно не в себе. Даже Марат, проявив удивительную деликатность, никуда меня не звал и даже не звонил. В день похорон моего дорогого супруга я в одиночестве напилась в своем любимом «Крокодиле» до состояния «бешеная карусель». Это когда приходишь домой, валишься на кровать, а квартира начинает кружиться в диком вальсе у тебя над головой. На раз-два-три пролетает по кругу вся твоя жизнь. В том числе Корецкий. А когда ты пытаешься сойти с аттракциона, соскочить с взбесившейся игрушечной лошадки, убеждая себя в том, что все это – не более чем страшный сон, то становится еще хуже. Карусель, словно в отместку, начинает все быстрее и быстрее набирать обороты, и спрыгнуть с нее в таком состоянии означает одно – неминуемую гибель от многочисленных переломов органов чувств. Лучше уж досмотреть этот пьяный бред до конца.

– Ты была на похоронах?

– Нет.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, до последнего вздоха этого сукина сына я официально являлась его супругой, так сказать женой de ure. Женой же de facto была Верка, и именно она воспринималась его окружением как единственный близкий покойному человек. Глупо было принимать фальшивые соболезнования в честь несуществующего горя. Быть образцовой вдовой в черной шляпке с вуалью и перьями и картинно смахивать слезинки с густо накрашенных ресниц мне не хотелось. А во-вторых, меня все время терзало чувство вины, как будто я имела непосредственное отношение к его гибели. Я в мельчайших подробностях видела картину его смерти, и она слишком долго стояла у меня перед глазами. Добавь еще к этому запахи и даже болевые ощущения, которые я пережила в лесу, и ты поймешь, о чем я говорю. Что-то внутри свербело и не давало покоя. Пытаясь среди ночи прийти в себя после «карусели» и последовавшей за ней нежной встречи с унитазом, я выжала сок из апельсина и уселась на пол перед телевизором. И что ты думаешь я там увидела? Разумеется, мертвого Корецкого. Его показали в репортаже о несчастном случае, произошедшем в коттеджном поселке Ленобласти. Пышные похороны, где рыдало невероятное количество баб, большинство из которых я видела впервые в жизни. Если бы Корецкий не покинул этот мир так рано, то, скорее всего, стал бы богат как Крез за счет миллиона влюбленных в него идиоток. Таких же, как я и Верка.

Я смотрела репортаж и хохотала, будто чертова ведьма. Я каталась по ковровому покрытию и, истерически смеясь, билась головой о мебель. Вдруг я осознала, как мне хорошо, оттого что мой муж умер. Это было мерзко, но факт. Смерть Корецкого словно освободила меня, и теперь я могла спокойно думать о нем, смотреть на его фотографии и носить гвоздики на кладбище. Я могла теперь нежно вспоминать его точеный профиль и в тихой печали произносить фразу «мой покойный супруг», рассказывая о нем друзьям. Я могла заниматься сексом и не видеть в других лицах его бездонные синие глаза. Иногда любишь так сильно, что осознание того, что твой избранник мертв, переносится гораздо легче, чем одна мысль о его счастье с другой. Я ходила на работу и была счастлива от того, что мне не мерещится в банке или в кафе в каждом встречном знакомый силуэт в сером пиджаке и что я не вспоминаю о нем всякий раз, как звонит мой телефон. Гибель Корецкого, как хакерская программа, без следа стерла во мне все прошлое, связанное с моим неудачным замужеством. Для того чтобы окончательно развязаться с нашим браком, я постаралась уничтожить все, что могло хоть немного напоминать мне о нем. Последнее обследование у гастроэнтеролога показало, что я за кратчайший срок полностью излечилась от язвы. Мой врач был потрясен.

«Неша, открой секрет. Как ты так быстро избавилась от гриба?»

«Он умер вместе с моим мужем. Наверное, изнутри наша любовь выглядела именно так: жирный, разлагающийся на глазах кусок слизи».

Я больше никогда не хотела возвращаться мыслями к этому периоду моей жизни. Последнее, с чем мне оставалось разобраться, была Верка.

– Ты хотела, чтобы она тоже умерла?

– Нет, ни в коем случае. Я давно перестала винить ее в своих бедах. Смерть Корецкого примирила нас, уравняла в правах. Я ощущала острую потребность поговорить с подругой и в то же время гнала от себя эту мысль. Вещи тогда окончательно овладели моим разумом, отрезали меня от прошлого. Казалось, что возврата не будет никогда.

– Расскажи еще про кражи. Значит, Марат, по твоим словам, был все это время с тобой рядом?

– До тех пор, пока я не стала ему изменять. В смысле, я нарушила сделку и стала прятать от него вещи. После смерти Корецкого Марат взялся за меня всерьез. Он продолжал водить меня на разные сборища жадных и богатых уродов, тщательно отслеживая, какие именно вещи мне приглянулись. Я утаила от него случай с зажигалкой. Но он поймал меня с поличным. На выходные мы должны были отправиться на праздник по поводу восьмидесятилетия одной очень известной оперной звезды. Несмотря на возраст, бабка до сих пор обожала шумные вечеринки, на которых все было как в старые добрые времена – мужчины в смокингах, а дамы в кринолинах и бриллиантах. Я терпеть не могла подобных карнавалов и теперь пыталась найти любой предлог, чтобы отвязаться от Марата. Но, как ребенок, выпрашивающий конфету до обеда, я заранее знала, что все бесполезно. Наша сделка была бессрочной, и Марат не скупился на шантаж или угрозы, если я пыталась ему отказать. Наш уговор все больше становился мне в тягость, я чувствовала, что Марат откровенно меня использует. В отношениях со мной его интересовали только вещи. Если раньше вся эта история могла хоть как-то сойти за любовную игру, за сумасшедшую страсть, то теперь это был just business. Марат требовал от меня полного отчета обо всех приступах клептомании, которые могли случаться со мной во время его отсутствия. С полным перечнем предметов, которые я должны потом предъявить. Вначале у меня было только две вещи, которые я скрыла от Марата. Первая – маленькое хрустальное яблочко, которое лежало на столе у одной из моих сотрудниц. В его гранях причудливо преломлялось мое изображение и веяло таинственным миром зазеркалья. Когда я взяла его в руки, то ощутила во рту кислый вкус зеленых яблок. Сорт «Симиренко». Такой кислый, что даже скулы сводит. А вторая – белая костяная флейта. Но они не давали того белонгирования, как другие.

– Опиши, что ты чувствовала.

– Словами очень сложно объяснить, почему я вообще их захотела. Эти вещи были особенные, они не давали чувство экстаза, как многие другие, но когда я впервые взяла их в руки, они словно велели мне хранить их вдали от людей, от остальных предметов, от Марата. Разумеется, они не разговаривали «ртом», как мультяшные вещи в детских фильмах, просто посылали определенные мысли мне в мозг. Перед тем как положить флейту в сейф, я не удержалась и разок в нее дунула. Губы ощутили тонкие, вырезанные вручную грани. Звонкий, как стекло, звук пробрал меня до костей, и на секунду я оказалась в поле. Я лежала, прижавшись ухом к земле, и слушала гудящий шум ветра, который постепенно смешивался с нарастающим топотом копыт. Крики людей, ржание коней, гиканье и свист быстро нарастали. Я испугалась, что кони меня сейчас затопчут, оторвала голову от земли и… вернулась в офис. Только тут я заметила, что на флейте вырезаны следы – маленькие подковы были редко и неравномерно рассыпаны по всему инструменту. Флейта сообщила мне, что ее ни в коем случае нельзя показывать Марату. Так же, как нельзя показывать ему и яблоко. Вместе с флейтой они словно образовывали малую часть какого-то общего рисунка, который мне необходимо было собрать. И я начала свой собственный поиск. Разгадывая этот квест, я как будто перешла на новый уровень познания природы вещей. Меня больше не интересовала в них составляющая низменных удовольствий и ощущений, я стала искать в них чистоту.

– У тебя было ощущение измены, предательства по отношению к партнеру?

– Типа того. Дело в том, что я всегда была человеком слова и понимала, что нарушаю условия договора по всем пунктам. Это было подло по отношению к Марату, который в свое время помог мне не сойти с ума от предательства близких людей, от приступов паники и объяснил природу вещизма. Я уж не говорю о том, что он спас мою задницу от полного финансового краха. Однако взаимодействие с предметами для меня вдруг стало совершенно личным, даже интимным процессом, и Марат в нем был третьим лишним. Как муж, маячащий на глазах у жены, которая погружена в страстный адюльтер, он постепенно начинал действовать мне на нервы. Марат это чувствовал, но до конца пытался исправить ситуацию. К примеру, он мог в любое время дня и ночи вломиться ко мне домой и произвести «инспекцию награбленного». С дотошностью сыщика он хотел знать обо всех вещах, которые я украла в его отсутствие, и не брезговал иногда даже порыться у меня в комоде. Буквально за пару дней до юбилея старой певицы мы были на приеме у директора шоколадной фабрики. Я так объелась там сладостями, что меня даже подташнивало. Хозяин дома тоже был неравнодушен к вещам, но он нашел для этой любви великолепный выход – лепил им прекрасные памятники из шоколада. Из шоколада были часы «Ролекс» и набор ювелирных украшений Екатерины Второй, ложки и вилки, тарелки, а также целый подвижной состав игрушечной железной дороги. Что касается настоящих вещей, то у него мы не обнаружили абсолютно ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания – сплошной новодел и мебель из Икеи. Марат был зол на меня за то, что я не ушла с ним пораньше, а продолжила вместе со всеми пировать в царстве шоколада. Друзья Шоколадника оказались очень милыми, и мы прекрасно провели время. Они были заядлыми любителями путешествий и просто поразили мое воображение рассказами о красочных странах, в которых я никогда не была. Мало того, в моем образовании по географии оказалась такая дыра, что на мгновение я даже смутилась.

«Несси, вам обязательно нужно расширять свои горизонты, – пожимая мне на прощание руку, сказал Шоколадник. – Вы даже не представляете себе, как много гениальных идей приходит в голову, после того как поездишь по миру. Присоединяйтесь к нашей компании. Мы собираемся на пароме в Европу. Есть одно свободное место. Для вас».