Незадолго до отъезда я познакомился с группой африканской молодежи, и они пригласили меня еще раз съездить в Соуэто. Первым моим побуждением было отказаться. Я был сыт Соуэто по горло. Но я все же согласился, презирая себя за слабость. Кому и что я этой поездкой докажу?

На вокзале один из парней взял билеты, и мы вышли на платформу. Поезд был готов к отправлению, локомотив нетерпеливо шипел, словно подгонял африканцев, которые пихали и толкали друг друга, стараясь побыстрее влезть в вагон. Мои друзья потянули меня в эту бурлящую массу.

— Зачем обязательно лезть в этот вагон? — запротестовал я. — Вон в других никакой толкучки нет.

— Те вагоны для белых, — последовал ответ, а меня тем временем затянуло в водоворот человеческих тел, и через секунду я оказался в вагоне, уже набитом сверх всякой меры. Весь вагон — только черные. Теснота, никакой вентиляции, очень душно. Сам виноват, не хватило силы воли отказаться от этого приглашения.

— А вы могли бы с комфортом ехать вместе с белыми, — хрипло шепнул мне на ухо один из друзей. — Ведь вы приезжий, значит, для властей вы белый. «Почетный белый». — Эти два слова прозвучали словно проклятье.

— Нашли о чем говорить, — шепнул я в ответ, давая ему насладиться этой маленькой воображаемой победой.

Вскоре заскрипели тормоза — первая остановка. Я перевел дух — сейчас люди сойдут и станет легче. Повернув голову, я встретился взглядом с одним из моих спутников.

— Это остановка для белых, — пояснил он. — Черные здесь не сходят. Нам трястись еще не меньше часа…

Я мог бы ехать вместе с ними как «почетный белый». «Почетный белый»! Только сейчас я в полной мере ощутил, какое за этим стоит унижение! Я всегда гордился своей черной кожей, она не помешала мне многого добиться в жизни. Я провел счастливое детство в Гайане, знал, что такое честолюбие, гордость, радость победы в соревновании. Я учился в английском университете и чувствовал уверенность в своих силах, потому что ни в чем не уступал белым сокурсникам. Я был пилотом истребителя во время войны, познал любовь, ненависть, отчаяние и успех. Я писал книги, учил белых, представлял свою страну в качестве дипломата. Никогда нигде никто не пытался изменить цвет моей кожи. И вот здесь, в ЮАР, меня решили унизить, напомнить мне, что я черный. Заберите себе этот презренный ярлык — «почетный белый»! Я еду черным.

Дорога к дому моих новых друзей шла мимо начальной школы. Массивное здание из оранжевого кирпича — одноэтажный и приземистый полый квадрат. Раствор между кирпичами положен неаккуратно — видимо, здание строилось в спешке. На красной глинистой почве, почти сплошь покрытой сорняками, чьи-то ноги вытоптали ровные линии, наверное, для игры — ведь это школьный двор. Окружал здание проволочный забор, продырявленный в нескольких местах.

— Когда-то я учился в этой школе, — сказал один из друзей.

— Хорошо бы заглянуть внутрь, только так, чтобы никому не мешать, — сказал я. — Чтобы никто специально ничего не показывал.

— Загляните в любой класс. Этим вы никого не удивите. И учительница не будет против.

Мы остановились у одной из дверей. Она была чуть приоткрыта, и, подбадриваемый спутниками, я легонько толкнул ее и вошел.

Маленькая комната, но сколько же здесь народу! Учеников за столами как минимум вдвое больше положенного, да что там за столами! Дети, сгрудившись, стояли у задней стены класса, сидели прямо на бетонном полу в проходах и вдоль стен. Буквально негде было яблоку упасть. Такая комната предназначена для пятнадцати, от силы двадцати человек, но сейчас урок слушало восемь или девять десятков детей. Свои книжки, тетрадки, карандаши и линейки они держали в пластиковых мешочках, которые ревниво оберегали.

Выглядели дети относительно аккуратно, почти все мальчишки в серых шортах и серых или белых рубашечках, девчонки в темно-синих форменных платьицах с белыми передничками. На меня они даже не посмотрели. Их внимание было безраздельно отдано учительнице, они ловили каждое ее слово.

Пораженный, я стоял и смотрел на это чудо. Теоретически я, конечно, знал, что во многих частях света все еще существует неутолимая тяга к знаниям, но в мою бытность учителем я привык совсем к другому — школьников надо ублажать, заставлять, соблазнять и подкупать, чтобы они соизволили пошевелить мозгами. Лица же этих мальчишек и девчонок горели неподдельным энтузиазмом, они слушали учительницу с открытыми ртами, разом тянули руки, когда требовался ответ, — наверное, уже понимали, что многое в жизни зависит от них самих, что их место в классе с радостью займут другие.