Впервые в жизни он так странно возвращался домой, впервые в жизни и именно на свои последние каникулы.

Деревня их называется Доброе Поле. К ней ведет одна-единственная дорога, и все, кто направляется в деревню, поневоле проходят мимо корчмы.

Винца готов был зайти хоть на кладбище, лишь бы оттянуть время.

Чего я так боюсь?!

Винца выпил холодного пива, именно такого холодного и вкусного, какого ему хотелось.

Хоть что-то…

Рядом с распивочной, в «салоне», заиграли цимбалы, затем вступили скрипки, гудящие контрабасы и озорной кларнет. Винца задрал голову, словно подставляя лицо дождику, и увидел почерневший потолок.

В «салоне», дробно топоча и непостижимо быстро перебирая ногами, отплясывал Людва Дворжачек так, что звенели стекла в окнах. Он хлопал себя по каблукам, и потное пятно на спине расплывалось все шире. Волос на голове у Людвы почти не было.

— Винца! — просипел он в середине подскока и приземлился с грохотом, словно мешок гороха. — Винца, Друг!..

И осклабился. Это, видимо, должно было означать «приятное изумление».

— Ну, будет! Я уж и не чаял… Папаша-то ехать за тобой собрался.

Винца пожал плечами, что, в свою очередь, должно было означать «у меня голова шла кругом».

— Наш ансамбль едет в Стражнице. На всю область прогремели… Поработаешь за меня эти дни?

— Ты сам до этого додумался?

— Винца, друг, неужто ты способен на гадость?.. Всего ведь несколько дней! Десять, от силы две недели!

Винца отрицательно покачал головой. Людва стоял с убитым видом, руки плетьми обвисли до коленей.

— Винца…

— Ты в своем уме?! Ну могу ли я работать зоотехником? Вот так, ни с того ни с сего!