— Меня корова ударила!

— Которая?

Жена вздохнула и беспомощно отвернулась:

— Она ж меня насмерть убить могла! Ногу перебить!..

Под навесом на чистенькой соломе возлежал молодой бычок. Он уныло помаргивал и апатично жевал жвачку.

Винца ходил вокруг бычка: хотелось потрогать его за чубчик между желтыми восковыми рогами, но стоило бычку дернуться, прогоняя муху, как Винца в панике отпрыгнул. Поглощенный игрой с собственным страхом, Винца не заметил отца.

Старший Адамек с сердитым видом стоял, опершись на почерневшие ворота загона.

Самый красивый и самый умный на свете сын боится глупого быка!

— Ты боишься его, что ли?

Винца мысленно совершил головокружительное сальто в детство: словно его застукали, как он рассматривал картинки в медицинской книге. Уши маково заалели, в горле застрял наждачный комок.

— Напугал-то!

— Боишься, да?!

— Он же привязан.

— А если б не был?!

Признавшись в страхе, можно было б и посмеяться над собой, но Винца ни за что не станет смеяться! А в груди холодящий сквозняк.

— На, смотри хорошенько! — Адамек-старший отвязал бычка, указательным пальцем зацепил за железное кольцо, продетое в ноздри, и с достоинством двинулся меж яблонями. Недоставало лишь стаккато барабанов и хлопанья парусины шапито под ветром. «…Тореадор, смелее а бой… ведь ждет тебя любовь…»

Бык был послушней собачонки. Адамек почти год выводил его на прогулку, чтобы к аукциону загривок у бычка стал как диван, а поступь как у породистых кладрубских жеребцов.

Затем Адамек молча снова привязал его к желобу и мечтательно наклонил голову набок.

— Видал?

— Однажды я видел, как такая образина за полсекунды превратила здорового мужика в кровавый бифштекс.