— Вы полагаете, сэр, что он собирается обследовать «золотой треугольник»?
Уоррен небрежно кивнул.
— Пожалуй, мы недооценили его. Но по крайней мере нам известны его планы.
— Прикажете ликвидировать его? — услужливо спросил Слоан. Слово «ликвидация» стало в лексиконе разведки настолько привычным, что при его употреблении сотрудники ЦРУ не испытывали абсолютно никаких эмоций.
— Взгляните на карту, Слоан. Кажется, сейчас в том районе, куда направляется наш профессор, действует капитан Хао со своей группой? Свяжитесь с ним по рации и передайте все сведения, касающиеся Уилкерса. Ликвидацию профессора приказываю произвести на обратном пути из деревни. Все должно быть похоже на несчастный случай.
Слоан понимающе кивнул. Хао был главарем бывших солдат гоминьдановской армии, ранее дислоцировавшихся в северо-восточных районах Бирмы, вблизи с китайской границей. Вскоре через своих новых хозяев из ЦРУ высшие офицеры гоминьдановских войск добились права жить не в горных партизанских лагерях северо-восточной Бирмы, а в роскошных виллах в предместьях крупных городов севера Таиланда. Благодаря торговле опиумом все они довольно быстро нажили богатство, и деньги сразу поставили их в разряд уважаемых людей.
Через час Слоан вновь появился в кабинете Уоррена.
— Связь с отрядом капитана Хао установлена. Капитан просил передать, что ваш приказ, сэр, будет выполнен в точности.
В конце дня Уоррен поднялся в свою квартиру, расположенную над его кабинетом, и лег спать, поскольку около полуночи к нему должны были доставить старосту из Муонг Нан. Осведомитель Уоррена узнал и незамедлительно доложил своему хозяину, что Ло Вэн собирается продать перекупщику большую партию опиума. Поэтому по просьбе резидента ЦРУ местная полиция в тот же день арестовала деревенского старосту. Полиции было известно, что еще во время вьетнамской войны Ло Вэн дал обязательство посредничать в обмене опиума на оружие между мистером Уорреном и бандитами из Бирмы.
Ло Вэн лежал на голом каменном полу центральной тюрьмы Бангкока и, несмотря на холод, пытался уснуть, утомленный длинной дорогой.
В Чиангмаи Ло Вэна несколько дней продержали в камере намного меньших размеров, не сказав даже о причине ареста. Изредка ему приносили еду и воду, его никто не бил и не вызывал на допрос. Было похоже, что о нем вообще забыли. Но вот однажды двери камеры отворились и на пороге появился надзиратель со списком.
— Ло Вэн! — громко выкрикнул он и, когда деревенский староста боязливо подошел к нему, сказал: — Забирай свои вещи и следуй за мной. Тебя переводят в другое место.
И поскольку у Ло Вэна ничего, кроме одежды, не было, он попрощался с двумя уголовниками, соседями по камере, и по длинному коридору прошел в канцелярию тюрьмы. Полицейский, который должен был сопровождать его в Бангкок, пристальным взглядом посмотрел на ситцевые брюки и куртку Ло Вэна, его застиранную, некогда белую рубашку, усталое лицо старика и, защелкнув наручники, заметил:
— Подумать только, как ловко эти богатые контрабандисты умеют прикинуться бедными крестьянами!
Поезд выехал из Чиангмаи поздно вечером. В го время как он, миновав равнину, окружавшую Чиангмаи, медленно поднимался в гору, Ло Вэн пристально смотрел в окно. За всю долгую жизнь ему никогда не доводилось ездить по железной дороге. Вдали за окном медленно проплывали маленькие, будто игрушечные, домики, среди которых виднелись величественные храмы и пагоды, вскоре сменившиеся аккуратными террасами полей и огородов.
Поездка продолжалась без малого семнадцать часов, и все это время сон никак не шел к Ло Вэну. Когда рассвело, полицейский попросил проводника заказать им в ресторане завтрак. Вскоре официант принес рис с овощами, кофе и немного сахара.
— Я не голоден, — устало произнес Ло Вэн в ответ на приглашение полицейского позавтракать.
— Я понимаю, старик, что арест — штука неприятная. Но не стоит ради этого отказывать себе в еде, — сказал полицейский, с аппетитом уплетая рис.
— Почему они арестовали именно меня? — после долгого молчания задумчиво произнес Ло Вэн.
— За опиум, старик, — не переставая жевать, ответил полицейский.