— У нас были с собой консервы, кусок мяса, галеты, сардины… вот, кажется, и все, если не считать пива.

— Вы говорите, Бансамму ужинал вместе с вами. Ну а рисовой водкой он вас не угощал? — как бы между прочим поинтересовался Уоррен и впился взглядом в лицо пилота.

— Водка, — медленно проговорил Бейтс, как бы не решаясь сказать правду. — Да, сэр. Перед едой мы пропустили по стаканчику этого зелья. Признаться, мы всегда это делали. После нее хорошо спится на голых досках.

— Вот видите, чем может обернуться нарушение инструкции. — Уоррен с силой швырнул остаток сигары в корзину. — Бансамму воспользовался вашей привычкой и позаботился о том, чтобы вы покрепче спали, пока он скроется с опиумом.

Бейтс изобразил на своем лице крайнюю растерянность.

— Не могу в это поверить. Бансамму не мог подложить нам такую свинью. Вы же сами знаете старика! Он был для нас образцом честности.

Неподдельное огорчение неудачей было написано на лице Бейтса. В глубоком раздумье он даже опустил голову. Поверив в это, Уоррен снисходительно сказал:

— Я неоднократно предупреждал вас о том, что эти люди умеют произвести на партнера выгодное впечатление. Но за внешней обходительностью и приветливостью скрывается злоба и коварство. В этом-то и заключается вся сложность сотрудничества с нашими союзниками. Так было в Сайгоне, ничуть не лучше, чем на Тайване, обстоят дела в Южной Корее, а о Японии и говорить не приходится. Мы постоянно имеем дело с бандой спекулянтов. Они ценят только доллар. У них начисто отсутствуют такие представления, как честность и порядочность. Я не говорю уже о благодарности. Стоит нам только на одно мгновение притупить бдительность, как они нас тут же продают другим. Именно на эту удочку вы и попались, Бейтс.

Пилот облегченно вздохнул. Кажется, дело выгорело.

— Сэр, — продолжал игру Бейтс, — не понимаю, на что он рассчитывает? Даже если этот тип и продаст кому-нибудь опиум, так он не сможет больше вернуться в деревню.

Уоррен сухо рассмеялся.

— С этих туземцев станется. А он обязательно появится. Я поручу таиландской полиции его розыск. В один прекрасный день он объявится, и мы заплатим ему по счету. А пока эту партию опиума нам придется записать в статью расходов.

«В статью расходов?!» — промелькнуло вдруг в голове Уоррена. Он вспомнил о попытке Ло Вэна самостоятельно сбыть партию опиума. Эти туземцы слишком многое в последнее время стали себе позволять. Надо приструнить их, а потом бросить кость. Уоррен склонился над столом и сделал в блокноте пометку. По опыту он знал, что продовольственная проблема в горах стоит настолько остро, что за мешок овсяных хлопьев крестьянин мог отдать свою дочь в публичный дом.

— Хорошо, Бейтс. — Уоррен встал, давая понять, что аудиенция закончена. — Выбросьте этот случай из головы. Мы все уладим. Сейчас у нас есть более важные проблемы. Когда будете в деревне, об этом происшествии никому ни слова. Вам все ясно?

Уоррен проводил Бейтса до самой двери, что делал крайне редко, и вызвал к себе секретаршу.

— Как только появится Слоан, пришлите его ко мне, — приказал он мисс Паркинс. Пробежал глазами несколько только что полученных телеграфных сообщений и, не найдя в них ничего интересного, вернулся к своим мыслям. «Десять мешков опиума! Такого в нашей практике еще не было. Ну хорошо, мы проучим этих туземцев, чтобы у них навсегда пропало желание обманывать нас».

Полчаса спустя после ухода Бейтса в кабинете Уоррена появился Слоан и доложил, что профессор Уилкерс выехал дневным поездом в Чиангмаи.

— Прикажете вылететь в Чиангмаи, сэр? — осторожно осведомился Слоан.

Уоррен испытующе посмотрел на него и после некоторого молчания решил:

— Нет. Мы сделаем иначе. Теперь мне ясно, что профессор решил отправиться в горы. Вероятно, Блэйк рассказал то, чего Уилкерсу не удалось разнюхать у нас.