Кабан нападал и, как торпеда, проскакивал мимо. Вот только раненый зверь вдвойне опасен.

Секач развернулся и остановился в десятке метров, уставившись на Алексея злобными глазами. Потом хрюкнул и в очередной раз бросился на человека.

Алексей в последний миг успел повернуться боком – кабан только штанину распорол – и ударил его топором по спине, угодив по крестцу. Кабан завизжал от боли и закрутился почти на месте.

Алексей зажал в руке топор и, когда секач налетел в прыжке, ударил его изо всей силы по голове. Практически одновременно левую ногу его пронзила острая боль. Неужели он промахнулся? Посмотреть вниз хватило сил.

Кабан – огромный, страшный, с разрубленной головой – валялся у его ног и дёргался в агонии. Из ноги же Алексея был вырван кусок мышц, и из раны обильно текла кровь.

В ушах зашумело, голова закружилась. Алексей попытался опереться на дерево, но рука провалилась в пустоту, силы покинули его, и он упал.

Пришёл в себя Алексей уже тогда, когда монахи заносили его на монастырский двор. Его раскачивало, как на волнах, и тошнило.

Четверо монахов несли его на кафтане, особым образом положенном на жерди.

Увидев процессию, подбежали со стройки послушники. Они столпились вокруг Алексея, он сквозь забытьё услышал:

– Быстрее несите его в келью, к Захару! Он лекарь, раны исцеляет. – И он снова впал в беспамятство.

Сколько времени прошло, он и сам толком не знал, но пришёл в себя Алексей от разговора рядом. Не открывая глаз, прислушался. Говорили на латыни, чтобы он не понял. Ему стало смешно – латынь он знал не хуже русского или греческого: годы, проведённые в Византии, не пропали даром.

– Как его состояние?

– Кровь я остановил, теперь Господу молиться надо, чтобы антонов огонь не приключился.

– Молитву всей братией возносим. Как думаешь, поправится?

– Всё в руках Господа, он милостив.

– Придётся в Переяслав возвращаться без него.

Хлопнула дверь, наступила тишина.

Алексей ощущал слабость, боль в ноге. Но главное – он пока жив. Ему стало интересно: если бы он погиб в хватке с секачом, тело тоже бы исчезло, как у Конрада? Вот бы монахи удивились!

Захар ухаживал за ним, как за малым дитём. Менял повязки, давал противные на вкус снадобья, посыпал рану толчёным мхом, кормил, поил и обтирал влажной тряпицей. Даже коровьим молоком поил несколько дней, хотя в монастыре коров не было, Алексей это точно знал.

Только через неделю Алексей смог разговаривать.