Он уже успел пройти и устроиться на стуле для посетителей. Я посмотрела на Потехина подозрительно: он что, издевается? Нарушили! Сам, что ли, не понимает, что на самом деле в итоге их «досмотра» кабинет обрел наконец приличный вид и перестал напоминать свалку ненужного хлама?

Но физиономия следователя насмешливой не была, напротив — прямо-таки излучала доброжелательность.

— Наоборот, — неохотно признала я вслух. — После ваших ребят тут теперь стало просторней — можно работать… Нашли что-нибудь стоящее?

— Если вы о кассете, которую упоминали ваши сотрудники, то нет.

— И вы, разумеется, не верите, что Мила в тот день… Что она раскрыла «близнецам» карты, пояснив, что это была шутка?..

Потехин мгновенно посерьезнел и помолчал.

— А она была способна на подобные, мягко говоря, не вполне гуманные шутки?

— Хорошее у вас правило — отвечать вопросом на вопрос, — невесело усмехнулась я.

— А у вас — ловко уходить от ответа…

— Я не ухожу… Да, была. Мила действительно могла довольно жестоко подшутить над человеком, который ей чем-то не нравился или, допустим, насолил…

И, не дожидаясь, когда он спросит насчет примеров Милкиных шуток, привела один такой по собственной инициативе.

— Знаете, она как-то, чтобы отомстить жене одного человека, вредной такой бабенке, попытавшейся наброситься на Милку с кулаками прямо в конторе… в смысле, здесь, в редакции… в общем, Людмила организовала ей довольно жестокие звонки, уговорив одного своего приятеля…

— Чем же они были жестокие, можно поконкретнее?..

Я неохотно пояснила:

— Понимаете, эта бабенка, конечно, истеричка и все такое… Но она была беременна, и Милка это знала. А приятель ее по телефону и по наущению Милки врал, что якобы ее муж — отец ребенка его сестры, этим мужем обманутой… То есть не совсем так, а что его сестра от мужа бабенки тоже якобы беременна…

— М-да… — Потехин задумчиво уставился в угол и потер переносицу пальцем правой руки: в процессе общения с ним я успела заметить этот жест раза, наверное, четыре и решила, что он означает у следователя интенсивную работу мысли. — Вы бы не могли назвать имя этой женщины и ее мужа?

— Зачем?! — Я тут же разозлилась и пожалела о своей откровенности. — Это было сто лет назад, люди давным-давно успокоились и помирились, ребенка родили и растят, а вы — тут как тут! Разворошите старое, поссорите их еще, чего доброго… Нет, не скажу!

— Марина Петровна, — теперь он смотрел на меня, и весьма строго, — вы за кого меня принимаете? За идиота и подонка или как?..

— Что вы… — Я растерялась.

— Ах да, за тупого мента, как я мог забыть? — Потехин явно надо мной издевался. Но сам же и прекратил процесс, резко сменив тон: — Разумеется, я не собираюсь беспокоить женщину, но поговорить с ее мужем мне необходимо.