– А верно ли, что по вашим обычаям я теперь должен поцеловать подавшую мне питье? – И, не дожидаясь ответа, тут же наклонился к девушке и крепко ее расцеловал.

Алена сильно покраснела от моей дерзости, а Аникита явно нахмурился, мамушка же боярышни единственная не растерялась и кинулась на меня, как курица, защищающая своего цыпленка от коршуна.

– Ишь чего творит, басурманин, да где это видано девушек чужим людям целовать! Таковое только замужние женки делают!

В ответ я всем своим видом показывал, что об этой тонкости знать не знал, ничего плохого в виду не имел, и вообще я не я и лошадь не моя!

– Ну, что там с твоей тетушкой, друг мой? – спросил я Аникиту как ни в чем не бывало. – Пойдем, представишь меня, если это удобно.

Мы недолго погостили у Вельяминовых – все-таки болезнь хозяйки не самое лучшее время для гостей – и уже на следующее утро опять двинулись в путь. Когда отъехали на изрядное расстояние, мой друг нарушил молчание:

– Княже, Христом Богом тебя прошу, одна у меня сестренка осталась, больше и нет никого на всем белом свете.

– О чем ты? – не понял я его.

– Да чего тут непонятного, ты, князь, на нее как кот на сметану смотрел, знаю я этот твой взгляд. Как на графиню али княгиню какую так посмотришь – глядь, а у нее пузо выросло.

– Ты что несешь, Аникита, она же дите еще совсем!

– Скажешь тоже, князь, дите! – грустно усмехнулся он в ответ. – Четырнадцатый год уже. Девка справная, не война – так уже бы сватали, поди. Того и гляди улетит из дома, совсем я один останусь.

– Четырнадцатый год, варварство какое! Кстати, я не понял, ты меня отговариваешь или уговариваешь?

– Да ну тебя!

– Слушай, а откуда она немецкий так хорошо знает?

– Немецкий?

– Ну да, и весьма недурно, хотя вряд ли у нее большая практика.

– Вот оно как обернулось. Давненько это было, она еще маленькой совсем была, когда батюшка мой пленного немчина привез. Был он весь поранен, и роду простого, так что корысти в нем никакой не было. Однако батюшка мой все равно его в дом принял и велел, дабы он меня с покойным братцем языку своему обучил. Ну да мы, парни, известное дело, все больше на коне скакать да охотиться, да вон к девкам через заборы лазить… неприлежны, одним словом. А Аленушка завсегда рядом крутилась, как урок шел, ну и запомнила, да. Умница она и книжница у меня.

– Книжница?

– Ну да, княже. Были у нас в прежние времена книги в доме. Батюшка хоть и не больно грамоте разумел, но книжников уважал и, бывало, из походов привозил помимо всякой другой добычи и книги. Эх, грехи наши тяжкие, нет уж ни дома того, ни книг тех! Все прахом пошло в Смуту.

– Аникитушка, – обратился я к нему после недолгого молчания, – а ведь мы с тобой с Кальмара вместе были, и никакой такой графини у меня в ту пору не было. Это какой же враг тебе на меня наклепал, а?