– Увы, ваше королевское высочество, – с достоинством отвечал швед, – к глубочайшему моему сожалению, эти вести не так хороши. По крайней мере, те, которые привез я.

– Кто вы, сударь?

– Меня зовут Георг Брюно, я адъютант генерала Делагарди и капитан гвардии его величества Густава Адольфа.

– Кто я, вы знаете, говорите!

– Его величество с прискорбием сообщает, что его брат принц Карл Филип тяжело болен и не может быть претендентом на Московский престол. Говоря по правде, ваше высочество, я совсем не уверен, жив ли принц сейчас, ибо, когда я покинул Стокгольм, положение его было самым неутешительным. Во всех храмах Швеции воздавались молитвы об исцелении юного принца, но небеса были глухи к этим мольбам.

– Ужасные известия, мой друг, но что послужило причиной столь внезапной и тяжелой болезни?

– Насколько я знаю, ваше высочество, болезнь не так уж внезапна. Говорят, принц Карл Филип простудился еще осенью, когда совершал прогулку на королевской яхте. Никто не посчитал это заболевание серьезным, тем более что его высочество уже шел на поправку, но, к несчастью, ему стало хуже.

– Такое случается при простудных заболеваниях, мой герцог, – вступил в разговор О’Коннор, – особенно если не начать своевременного лечения.

– Совершенно верно, – подтвердил его слова Брюно, – я слышал, как придворный лекарь говорил его величеству то же самое слово в слово. В любом случае наш добрый король Густав Адольф полагает вашу миссию в Московии оконченной и просит вернуться. Вот его послание к вам.

Собираясь взять в руки свиток с королевской печатью, я обернулся к ван Дейку.

– А ты что скажешь, Рутгер?

– Я выехал несколько раньше господина Брюно, когда состояние его высочества еще не внушало таких тревог. Но я долго ожидал оказии в Новгороде, чтобы отправиться к вам, именно там мы с ним и встретились. Там же к нам присоединился и господин доктор. Я привез вам послание от вашей супруги и деньги. Даже если у вас случились здесь затруднения, теперь вы можете вернуться.

При слове «деньги» О’Коннор заметно оживился, а при слове «вернуться» скис. «Очевидно, наш алхимик вляпался в какую-то историю», – успел подумать я, прежде чем в отворившуюся дверь ввалился Вельяминов.

– Князь, – заговорил он горячо, – пойдем со мною. Был бы Пожарский здоров – он бы сладил, а сейчас без тебя не справиться!

Проговорив это, Аникита почти схватил меня за руку и буквально поволок за собою в собор. Уже в дверях я на мгновение обернулся и увидел, как стоящие в притворе мои офицеры синхронно поклонились мне, продолжая держать в руках так и не прочитанные мною письма.

Письмо принцессы Катарины

Возлюбленный мой супруг, великий герцог Мекленбургский Иоганн Альбрехт.

Вот уже минул год, как мы с Вами, к огромному моему горю, находимся в разлуке. До меня доходят вести о славных подвигах, которые Ваше королевское высочество совершили во славу шведской короны в заснеженных полях Эстляндии и дикой Московии. Это, несомненно, послужит укреплению положения нашего сына, принца Карла Густава, которого Вы, к моему несчастию, так до сих пор и не видели. Однако сердце мое сжимается при мыслях об опасностях, которым Вы себя подвергаете в этих ужасных странах. Впрочем, я бы никогда не написала Вам этих строк, если бы не печальные события, о коих я полагаю необходимым поведать Вашему королевскому высочеству.

Так уж случилось, что мой младший брат принц Карл Филип тяжело заболел. Говорят, что его величество рассказывал ему, как Вы выходили в море на Вашем корабле, как стреляли из пушек и стояли, обнявшись, мокрые от брызг на ветру. Боюсь, эти рассказы и послужили причиной того необдуманного поступка, который совершил мой бедный брат. Вбив себе в голову, что ему необходимо побывать на настоящем боевом корабле, он, обманув свою свиту и прислугу, ускользнул из дворца и тайком пробрался на один из кораблей в порту. К сожалению, обнаружили бедного мальчика лишь в море и к тому же едва не приняли за простого мальчишку, убежавшего из дома в поисках приключений. К счастью, среди офицеров этого галиота нашелся разумный человек, обративший внимание на костюм и манеры моего бедного брата и раскрывший его инкогнито. Однако пока корабль разворачивался и возвращался в Стокгольм, налетел шторм, и плавание его, таким образом, затянулось. Но что хуже всего, во время шторма наш бедный мальчик ужасно простыл, и когда его вернули во дворец, у него был сильный жар.

Увы, если Господь хочет наказать кого-то, он не останавливается на полумерах! К несчастью, принятых мер для лечения принца оказалось недостаточно. Наше внимание усыпило то, что мальчик как будто пошел на поправку, и мы, впав в гордыню и невежество, возблагодарили Господа. Увы, это было лишь временное облегчение, и мой бедный брат свалился, страдая от жестокой лихорадки.