– Да что же это такое… – начал было громогласный казак, но тут же согнулся от удара под дых булавой Пожарского и, замолчав, повалился на бок.

– Казаки, – продолжал между тем воевода, – побойтесь Бога и отрекитесь от непотребного замысла вашего возвести на престол воренка! Не то…

Как бы в подтверждение слов князя где-то вдали ударили пушки. Казаки, многие из которых и мысли не держали о том чтобы, сговорившись с Заруцким, сажать на престол воренка, разом растеряв хмель, охотно согласились с воеводой в том, что дело это неподобное и православным христианам уж вовсе не приличное.

– Целуйте крест и саблю в том, что, кого бы ни выбрал собор, вы измены замышлять не будете, а, напротив, присягнете новому царю и служить будете ревностно и твердо! – громко провозгласил Палицын, подняв над головой крест.

«Иной раз ничто так не пробуждает ревность в вере и искреннее раскаяние, как несколько сотен готовых к беспощадному бою ратников», – так думал я, наблюдая за тем, как один за другим подходят к Палицыну казаки и, поцеловав крест, присягают будущему царю.

Той ночью мы чудом прошли меж двух огней, едва не начав новый виток междоусобицы. Самым сложным было, миновав заставы, увести конный регимент в Кремль и устроить засаду пришедшим на соборную площадь казакам. Вельяминов тем временем со своими рейтарами проник на двор Пожарского и тайно вывез его. Таким образом, заговорщики только зря разделили силы. Еще один большой их отряд должен был направиться к моему острогу. Там должны были держать оборону, по возможности не допуская до большого кровопролития, наемники во главе с Рюминым и стрельцы Анисима. На тот случай, если осаждающие полезут на рожон, там было несколько пушек, способных остудить слишком горячие головы.

– Что дальше-то делать? – проронил бледнеющий на глазах Пожарский.

– Дальше, князь, надобно побыстрее царя выбирать, пока казаки не очухались. И этих отнюдь не выпускать из Кремля, тут их вожаки, без которых прочие много не навоюют. Да что с тобой?

– Худо мне, падучая мне житья не дает, вели унести меня отсюда быстрее, пока люди не видели, – пробормотал слабеющий на глазах воевода.

– Вот же пропасть, – тихо выругался я, подхватывая князя вместе с окружавшими его воинами. – Ну-ка понесли, пока греха не случилось.

Ночь давно сменилась утром, а ему на смену пришел день, когда притихшие земцы, бояре и черноризцы во главе с переодевшимся наконец митрополитом разродились списком возможных кандидатов в цари. Пожарскому было еще худо, когда этот список принесли мне. Не заглядывая в него, я спросил у бояр: не надоело ли им жить?

– Бояре, поднявшие мятеж казаки – суть волки злые, – говорил я им, словно вколачивал гвозди в головы. – Их сим списком да проволочками не накормишь. Решайте сейчас, кто царем будет! Все разом и присягнете.

Стольник Траханиотов, принесший мне свиток, в ответ тяжко вздохнул и направился вместе с остальными земцами назад.

– Ваше королевское высочество, – обратился ко мне Кароль, – прибыл Рюмин, а с ним какие-то люди.

– Лелик! Какого нечистого ты разводишь церемонии, скорее зови.

Первым зашел в притвор Клим, и я накинулся на него, расспрашивая, как прошла ночь, не случилось ли какой напасти и нет ли потерь.

– Все ладно, ваше высочество, спасла Царица Небесная, не было боя, раз всего и пугнули казаков, а до смертоубийства и не дошло вовсе. Но мы получили известия из Стокгольма, и я сразу же направился к вам.

– Известия из Стокгольма?

Следом за Рюминым зашли и разом поклонились три человека, двоих из которых я узнал. Это были мой старый знакомец Рутгер ван Дейк и Пьер О’Коннор, которому я когда-то предлагал место врача. Третий, явно шведский офицер, был мне совершенно не знаком, но, судя по всему, именно он привез известия.

– Рад видеть вас, господа, – кивнул я вошедшим, – надеюсь, что вы привезли мне добрые вести.